Тайна Моря
Шрифт:
— Он там.
Когда я вошел и закрыл за собой, дон, сидевший в большом кресле спиной к двери, обернулся без малейших подозрений на лице. Очевидно, он не ждал внезапного гостя. Однако стоило ему увидеть меня, как вспыхнула его враждебность. Вглядевшись в мое лицо, он заволновался еще больше и огляделся, словно в поисках оружия.
Я положил руку на свой револьвер и сказал как можно спокойнее, памятуя о его безукоризненных манерах:
— Прошу простить мое вторжение, сэр, но я к вам по неотложному вопросу.
Думаю, что-то в моем тоне показало
— Касательно сокровищ?
— Нет! — воскликнул я. — Со вчерашнего вечера я о них и не вспоминал.
Новое, странное выражение появилось на его лице, в равных долях состоявшее из надежды и озабоченности. Он снова замолк; я видел, что он думает. Между тем я машинально притоптывал в нетерпении — драгоценные секунды таяли на глазах.
Он понял, насколько важно мое дело, и, сосредоточив все внимание, сказал:
— Говорите, сеньор!
К этому времени я уже хорошо знал, что намерен сказать. Не в моих интересах было бросать вызов испанцу — по крайней мере, сразу же. Позже это могло понадобиться, но сперва следовало исчерпать остальные средства.
— Я пришел, сэр, просить вашей помощи — помощи джентльмена; и я теряюсь, как ее просить.
В высокородную учтивость испанца вкралась нотка горечи, когда он ответил:
— Увы! Сеньор, мне знакомо это чувство. Разве сам я не просил о том же? Но лишь унижался зря!
На это мне было нечего ответить, и потому я продолжил:
— Сэр, я знаю, что на эту жертву вы способны: я прошу не за себя, а за даму в беде!
— Дама! В беде! Говорите, сеньор! — быстро сказал он.
В его немедленном ответе было столько надежды и готовности действовать, что я с екнувшим сердцем продолжил:
— В беде, сэр. Беда угрожает ее жизни, ее чести. Я прошу вас позабыть на время о ненависти ко мне, какой бы жаркой она ни была: как истинный джентльмен, придите ей на выручку. Смелости на такую просьбу мне придает подозрение, что беда — беда неотступная — застигла ее по вашей вине!
Он вмиг побагровел:
— По моей! Беда чести дамы — из-за меня! Побойтесь Бога, сэр! Побойтесь Бога!
Я напористо продолжал:
— Когда вы вошли в замок через тайный проход, другие враги дамы — низкие, подлые и бессовестные люди, замышлявшие похитить ее ради выкупа, — несомненно, последовали тем же путем, иначе для них невозможным. Теперь нам нужно найти следы, и быстро. Раскройте, умоляю, тот тайный путь, чтобы мы немедля начали поиски.
Несколько секунд он всматривался в меня — видимо, заподозрив какую-то уловку или западню, потому что медленно произнес:
— А сокровища? Вы можете так просто их оставить?
Я бросил в запале:
— Сокровища! И мысли о них не было с тех пор, как пришли вести о пропаже Марджори!
Тут, думаю, он начал бессовестно взвешивать мою утрату против своей, и меня посетила мысль, прежде не приходившая в голову: да не он ли похитил Марджори с целью этой самой сделки? Я достал из кармана
— Вот, сэр, — сказал я, — ключ от моего дома. Забирайте со всем содержимым и тем, что прилагается к дому! Сокровище там же, где вы оставили его вчера вечером; только помогите мне в нужде.
Он с нетерпением отмахнулся и сказал просто:
— Я не торгую женской честью. Она стoит превыше сокровищ пап или королей, превыше клятвы и долга де Эскобанов. Идемте! Сеньор, нельзя терять ни секунды. Сперва уладим это дело, позже сочтемся друг с другом!
— Вашу руку, сэр. — Вот и все, что я мог на это сказать. — В такой беде нет помощи лучше, чем помощь джентльмена. Но удостойте меня чести и примите ключ. Вы заслужили это доверие, как давным-давно заслужил свой славный долг ваш предок.
Он не медлил; взяв ключ, он сказал:
— Это часть моего долга, который я не могу нарушить.
Когда мы выходили из дома, он выглядел новым человеком — заново рожденным; в его лице, голосе и жестах сквозило столько беспримесной радости, что я задумался и не мог не заметить вслух, когда мы сели в двуколку и тронулись:
— Вы как будто счастливы, сэр. Хотел бы и я чувствовать себя так же.
— Ах, сеньор, я счастлив без меры. Счастлив, как вознесшийся из ада в рай. Ведь больше моя честь не под угрозой. Господь милостиво указал мне путь, пусть даже к смерти, без бесчестья.
Пока мы мчались в Кром, я рассказывал, что мне известно о тайном проходе между часовней и памятником.
Он удивился, что я раскрыл его секрет, но, когда я рассказал, что им пользовалась шайка похитителей, чтобы обходить Секретную службу, вдруг воскликнул:
— Лишь один человек знал тайну того туннеля: мой родич, с кем я жил в Кроме в юности. Он долго искал проход и в сам замок, но не успел — его угрозами вынудили уехать в Америку. Это низкий человек и вор. Должно быть, он вернулся после стольких лет и показал тайный путь. Увы! Наверняка за мной следили, когда я, ничего не подозревая, вошел внутрь, и таким образом раскрыли второй секрет.
Затем он описал его местонахождение. Оказалось, проход был не в том зале, где мы предполагали, а в узком углу за лестницей — весь тот угол был камнем, запечатывавшим проход.
Прибыв к Крому, мы обнаружили, что меня ждут люди из Секретной службы, получившие указания из Лондона. Пришли телеграммы от Адамса и Каткарта с сообщением, что они в пути. Адамс написал из Абердина, а Каткарт — из Кингусси. Миссис Джек показывала детективам комнаты, которыми пользовалась Марджори. Они вызывали слуг по одному и выясняли, что им известно. На этом настоял старший: он говорил, дело приняло слишком серьезный оборот, чтобы разыгрывать комедии. Слугам ничего не объясняли, даже что Марджори пропала, но они, конечно же, сами что-то заподозрили. Был отдан приказ никому не покидать дом без дозволения. Старший поделился, что миссис Джек чуть не расплакалась, когда призналась ему, что Марджори знала о похитителях, но ничего ей не рассказывала.