Тайна музыкальной шкатулки
Шрифт:
– Голубого!
– Значит, у тебя в глазах море?! – Удивленно спросила малышка.
– Почему же?
– Потому что они как море!
Гузу расхохотался.
– Твои глаза как бирюзовая глазурь, – уверено добавила малышка.
– Бала, почему глазурь?! – Хохотал Гузу.
– Потому что ты Гузу! А глаза твои как бирюзовая глазурь!
Друг все хохотал.
Бала положила ладошки на щеки Гузу и поцеловала в нос.
– Гузум, ты смастеришь мне туфельки цвета бирюзовой глазури?!
– Что?! –
– Будь у меня бирюзовые туфельки, я бы пошла в них куда угодно! Ты ведь заметил меня в дремучем лесу, нашел и вывел на свет, значит, туфельки цвета твоих глаз не позволят мне потеряться…
– Хорошо… – Грустно и тихо сказал Гузу. – Я сошью их для тебя. Обещаю.
***
Дружба Гузу и Бала росла с каждым днём. Девочка уже и не представляла, как можно самой передвигаться и топать ножками.
Друзья любили лежать на кровле высокой полуразрушенной башни и любоваться небом. Они едва помещались вдвоем – длинные ноги мальчика болтались в воздухе.
Высота завораживала. Они хохотали и считали проплывающие облака. Каждый день почти до самой ночи дети проводили на "воздушном шаре".
А однажды Гузу притащил на верхушку башни мешок, в нем лежали самодельные бирюзовые туфельки с лазурными пряжками. Мальчик хотел сделать подарок именно в этом чудесном месте – между небом и землей.
– Ты же мечтала поплавать в лазурном туманном море? Нырни в них своими ножками, Балам. Будем вместе с тобой путешествовать по миру!
Бала, едва сдерживая слёзы счастья, надела туфельки и залюбовалась – они были точно по ней сшиты.
* * *
Шло время.
Гузу грустнел с каждым днём. Он и до встречи с Бала тосковал не пойми отчего, но теперь стал совсем тощим. Глаза занимали половину худого лица, а тёмные круги под ними напоминали Бала страшные тропинки леса, где она бродила в одиночестве.
На руках Гузу появлялись новые звездочки. С каждым днем их становилось все больше. Из новых даже сочилась кровь.
Бала пугалась кровавых отметин и боялась, что Гузу превратится однажды в огромную звезду, бросит её и улетит на небо.
– Гузу, а зачем ты каждую ночь забираешься на самую верхушку башни? – Спросила малышка.
– Хочу улететь к звёздам!
– Ух, ты! Я тоже хочу с тобой! Я тоже хочу на небо!
– Нет, Бала, твое место здесь. Будешь сидеть на башне, и вспоминать обо мне!
– Но зачем вспоминать? Ты обещал быть рядом! Обманщик! – Разрыдалась Бала и застучала кулачками по спине Гузу.
Она вырвалась и побежала наобум по лесу с высокими уродливыми дядьками-великанами – прежний ужас подстерегал ее, так она привыкла к мальчику, что все погружалось во мрак без него.
Бала поспешно вернулась к Гузу.
В объятиях друга, как в домике, было безопасно и тепло, а снаружи одиноко, страшно, холодно и тоскливо. Гузу
Однажды мальчик пригласил Бала в свой настоящий дом.
* * *
– Гузу, а что с твоими руками? – в который раз спросила Бала.
– Это для мамочки и папочки, – нехотя ответил он, – только они не замечают…
– Тогда зачем ты это делаешь?
– Я надеюсь…
– Не понимаю!
– Я кое-что покажу тебе! Настоящее волшебство! И ты поймёшь!
Что же за волшебство покажет друг?!
Гузу, держа на руках Бала, остановился перед крыльцом старой двухэтажки.
Малышка с любопытством разглядывала новое место. Гузу осторожно поднялся по кривым, с отбитыми краями каменным ступенькам крыльца и осторожно вошел в темноту дома.
Бала подняла голову и быстро опустила, испугавшись паучков. Они облепили потолок обширным кружевным одеялом паутины.
Вместо люстры с потолка свисал длинный провод с единственной разбитой лампочкой. Гузу чуть не поранил голову об нее.
Свет едва проникал в единственное окно в конце коридора, по обеим сторонам в обшарпанных стенах зияли проемы, наглухо закрытые грязными дверями.
Пахло кошачьей мочой, сыростью и сигаретами. Тяжелый запах не выветрился бы, даже если снять крышу с дома. Стены пропитались им.
В уголке, рядом с входной дверью горой возвышалась кучка окурков, вперемешку с фантиками, пеплом от сигарет и мокрыми тряпками. Сверху покрывал мусор одинокий детский носок с дырочкой на пятке.
В другом углу сидела одноглазая худющая кошка.
Наверное, глаз она потеряла давно – пустую глазницу покрывала густая шерсть. А может, кошка родилась с одним глазом. Она сидела, облокотившись на стену, раздвинув задние лапы в разные стороны. По животу ее, словно гигантские черви, копошились жирные котята. Три штуки.
Им отроду было, наверно, не больше недели. Но из них получилась бы взрослая особь, размером с их мамашку, которая обречённо, полуоткрыв глаз, предавалась радостям материнства…
Стены в коридоре были неровные и волнообразные – как в пещере. И без прикосновений ощущалось, что они мокрые, скользкие и холодные.
Оставаться в гнилой двухэтажке не хотелось.
Бала испуганно заерзала на руках Гузу и вцепилась в него крепко-крепко. Малышка зажмурила глазки, лишь бы не видеть одноглазую, но счастливую кошку-мать и жуткий осиротевший дырявый носочек, непонятно как очутившийся на горе мусора.
Гузу пронес Бала в самый конец смрадного коридора.
Там была невысокая деревянная дверь. За ней слышался громкий рокот. Внутри оглушительно храпели.