Тайна Обители Спасения
Шрифт:
– Когда?
Леокадия не отвечала. Молча налила себе водки, но тут же отодвинула рюмку, даже не пригубив ее.
– Когда она придет, черт возьми! – ответила она наконец раздраженным тоном.
– А она часто приходит? – спросил Морис с улыбкой, посчитав угрюмость укротительницы проявлением ревности.
– Да, частенько, – тем же тоном ответила Леокадия, – она приходила вчера, сказала, что собирается тебе написать сама, потому что ты не отвечаешь.
– А когда она придет снова?
– Завтра.
– Значит, – радостно воскликнул Морис, – завтра я увижу ее!
Госпожа
– Нет, ты ее увидишь не завтра.
– Почему? – все еще весело поинтересовался Морис. Но улыбка исчезла с его лица, как только Леокадия угрюмо произнесла:
– Потому что ее надо предупредить. Малыш, я ничего не собираюсь скрывать, она любит тебя, я в этом уверена, но, знаешь ли, мы, женщины, еще со времен Евы...
Она запнулась, но все-таки договорила то, что хотела сказать:
– Словом, Флоретта будет у меня завтра, но она придет сюда не ради тебя.
IX
БУБНОВЫЙ ВАЛЕТ, ПИКОВАЯ ДЕВЯТКА
Морис так побледнел, что Леокадия испуганно кинулась к нему.
– Ну-ну, мой мальчик, только без обмороков!
– Что с тобой? Отказали нервы? Собираешься лишиться чувств? Знай я, что бравые солдаты нежнее барышень, я бы заготовила флакон с нюхательной солью. Я сказала тебе чистую правду, но расстраиваться еще рано, может, дело выеденного яйца не стоит. Она усадила Мориса на маленькую кушетку.
– Если вы решили проучить меня, мама Лео, – пролепетал он слабым голосом, – то удар был слишком жесток. Если же ваше обвинение серьезно...
– Во-первых, я никого не обвиняю, – прервала его Леокадия.
– Это свидание, про которое вы говорили...
– Про свидание я не говорила. Свои свидания она устраивает не здесь, если она вообще их устраивает, и я ничего про это не знаю. Я сказала, что она придет сюда не ради тебя, и от своих слов не отказываюсь.
– Но вы сказали это таким тоном, – вздохнул Морис, начиная успокаиваться, – как будто она придет сюда ради другого.
– Точно, – жестко отрезала вдова. – Завтра Флоретта придет сюда не ради тебя, но ты должен взять себя в руки и успокоиться.
– Почему же?
– Потому что потому. У мадемуазель Валентины есть от меня секреты, хотя она и пользуется мною в своих целях. Будет ли она скрытничать с тобой – не знаю, разбирайся сам. Ты недоволен тем, что я сказала, может быть, ты прав, но я в конце концов женщина и уж себя-то хорошо знаю. Не обижайся, если я сравню себя с твоей пассией. Так вот: женщины вроде меня еще не самый худший случай: они пойдут в огонь и в воду ради тех, кого любят. Могу доказать, что говорю правду... Ладно, малыш, – добавила она, меняя тон, – именно потому, что я знаю себя, я не верю другим женщинам.
Морис, глядя на нее испуганным взглядом, тихонько спросил:
– А вы его видели?
– Кого? '
– Другого.
– Никогда.
– Она вам говорила о нем?
– Говорила.
– Сжальтесь же надо мной, умоляю вас, скажите наконец все...
– Это я и пытаюсь сделать, но ты падаешь в обморок от каждого слова.
– Он молод?
– Довольно молод и вроде бы красив, как Аполлон.
– Нет! Вы решили меня уморить!
– Вот еще, – возмутилась укротительница, – совсем
Вместо ответа Морис с удрученным видом подпер голову рукой.
– Повторяю: успокойся, – увещевала его укротительница. – В этом мире ничто не дается без боя, а мадемуазель Валентина, по моему мнению, стоит того, чтобы повоевать за нее.
– Повоевать? Эх, если бы дело было только в этом... – огорченно протянул Морис.
– Я не знаю, в чем дело, надо разобраться. Коли она и питает к нему какие-то чувства, то, похоже, чувства эти совсем не похожи на любовь. Я же говорила, в этом деле есть какая-то опасная тайна, и не исключено, что он в эту тайну замешан. К тому же ей нужен защитник, а ты уехал за тридевять земель.
– Но теперь я здесь, – заметил молодой лейтенант. – Продолжайте.
– Вот так-то лучше: ты, кажется, приходишь в себя, и можно говорить с тобой откровенно. От мужчин-слабаков нет никакого проку. Ну что, собрался с силами?
Тогда продолжаю. Всем известно, что бродить в потемках у Ботанического сада небезопасно: нашу набережную, начиная с больницы Отель Дье и досюда, не назовешь уютной, после девяти вечера элегантная публика сюда не заглядывает и правильно делает – в разбойничьем лесу и то спокойнее. А наша Флоретта выбрала именно эту дорогу, оставив свой фиакр по ту сторону площади – не хотела, чтобы кучер знал, куда она направляется. Можешь не хмуриться, дорогуша, девочка приходила сюда ради тебя. Так вот, на обратном пути с ней приключилась история, к счастью, не такая уж и серьезная: к ней пытались приставать пятеро или шестеро сопляков. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы на сцену выступил некий молодой герой.
Морис невольно сжал кулаки, а укротительница сквозь смех промолвила:
– Не надо боксерской стойки, малыш, соперник пока далеко. Неужели ты предпочел бы, чтобы она отбивалась от хулиганов в одиночку?
– Значит, он ее защитил?
– Разумеется, защитил. Храбро бросился на юнцов и в миг разогнал всю стаю. Это всегда производит впечатление.
– Она не знала, кто он?
– Тут-то и начинается самое интересное. Когда она денька через три снова явилась ко мне, то сказала: «Моя тайна больше не принадлежит мне». И, поведав мне о своем приключении, добавила: «Невозможно, чтобы господин Реми д'Аркс не узнал меня».
– Реми д'Аркс! – повторил Морис. – Это имя надо запомнить.
– Запомни, малыш, – одобрила Леокадия, – и при случае не забудь поблагодарить за проявленную учтивость: он даже не пытался вступить с девушкой в разговор. Проводил до кареты, раскланялся и ушел. Вот как поступают истинно благородные люди.
– И потом она его встретила снова?
– Еще бы! Это один из завсегдатаев салона ее тетушки герцогини.
– И что же, он намекал на это ночное происшествие?
– Сразу видно, что ты сюда явился от арабов. Он не проронил об этом ни слова. Флоретта еще вчера мне рассказывала: «До этого случая он был со мной очень немногословен, а теперь вообще разговаривать перестал. Избегает меня очень усердно, словно опасается вогнать в краску».