Тайна Оболенского Университета
Шрифт:
Разговор с отцом меня расстроил, глупо было отрицать, что он что-то знает. Больше всего я боялась, что и ему грозит опасность. Промелькнула и другая безумная идея, что папа в чем-то замешан, но ее я быстро отогнала. Чтобы немного взбодриться, я пошла в душ, но даже вода не смыла груз переживаний. Спать не хотелось, заниматься дипломом тоже, и как раз вовремя раздался стук в дверь.
Мой однокурсник и по совместительству сосед сверху Альберт Шульц, кстати, потомственный немецкий барон, пришел позвать на небольшую импровизированную вечеринку. Шульцы обосновались в России еще при Екатерине Второй, в рамках ее политики по приглашению иностранцев 7 .
7
Речь идет о «Манифесте о приглашении» 1773 г., по которому Екатерина Вторая предоставляла ряд льгот иностранным поселенцам (преимущественно немцам). Данная политика носила две основные цели: 1. Заселение неосвоенных земель (иностранцы, поселившиеся в сельской местности освобождались от налогов на 30 лет), 2. Влияние политики Просвещенного абсолютизма. Екатерина Вторая переписывалась со многими иностранцами, некоторые из них были приглашены в качестве просветителей.
Обычно я отказывалась от поздних посиделок, но в этот раз решила сходить. Альберт часто по пятницам приглашал к себе ребят, в этот раз у него собрались студенты практически со всех курсов. Стоило мне зайти в комнату, как Юрка Нилов, который играл в карты с Петькой, подлетел ко мне.
– Что ты делаешь? – рассмеялась я, когда парень взял меня на руки и закружил.
– Радуюсь, что ты пришла, – наконец, опуская меня на пол, ответил Юра, – чего это вдруг выбралась потусить, обычно сидишь вечерами затворницей над книгами?
– Захотелось развеяться. Во что играете? – поинтересовалась я.
– Бридж. Присоединишься?
– Я буду лишняя. У вас уже сформированные пары.
– Тогда будешь моей моральной поддержкой, – предложил он и, усевшись на место, похлопал по своей коленке.
– Хорошо, – ответила я и, проигнорировав его намек, поставила рядом свободный стул.
Игра в карты была популярной забавой в Оболенке. Не имея возможности веселиться шумно, мы находили развлечение в картах, нардах или шахматах. Кто-нибудь со стороны решил бы, что мы все здесь психи, ведь на дворе двадцать первый век, кругом клубы, бары, выпивка, Интернет, в конце концов. Но Университет нас выдрессировал так, что мы панически боялись нарушить его правила. Бридж был одной из любимых игр, правда играть на деньги запрещалось, но на кон ставились помощь в написании рефератов, составление докладов и прочие полезные вещи. Я устроилась рядом с Юрой и заглянула в его карты. Расклад был неважным, но уж очень хотелось, чтобы он сделал этого выскочку Авилова. Ему я еще не простила свою подставу перед Арсением.
– Ну, что, Лер, как его картишки? – усмехнулся Петька.
– Не беспокойся, ему достаточно, чтобы выиграть, – гордо вздернув носик, ответила я, словно вопрос Авилова задел лично меня.
– Что ж, ничего не имею против честной игры, – развел руками парень.
Игра продолжилась, но только я вновь ушла в свои мысли, не обращая внимания на ходы ребят, шутки Нилова и грубости Пети.
– Лер, где ты витаешь? – Юрка накрыл мою руку своей ладонью и чуть сжал. – Мы доиграли.
– Я задумалась…
– О чем?
– О символизме изображений, – честно ответила я и переплела наши с ним пальцы.
– Символизме изображений? – удивилась Лена, как-то незаметно оказавшаяся рядом
– Любопытно, что простой, на первый взгляд, рисунок может нести какой-то глубокий смысл. К примеру, те же карты. Мы видим рисунок щита с мечом и понимаем, что это туз, самая сильная карта. У нас в Оболенке почти все стены и потолки расписаны, что если это не просто изображение, а некое послание?
– Послание, зашифрованное два с лишним века назад… Интересно, – задумчиво произнес Юрка.
– Даже если так? Что если университетские росписи – тайный язык, который отнюдь не умер с первыми художниками, работавшими в Оболенке. Что если этим языком до сих пор пользуются?
– Ты заговорила как Радзинский, – усмехнулся Петя, передразнивая профессорскую манеру говорить.
– Что ты имеешь в виду? – опешила я.
– Да, как-то раз, когда я пришел к нему с дипломом, он усадил меня в гостиной и затянул такую же волынку, как ты сейчас, – отмахнулся парень.
– И что же именно говорил?
– Рассказывал про росписи на стенах Оболенки, что они срисованы с какой-то книги и каждый рисунок имеет свое значение и даже не одно. Точно из ума выжил старик. Да еще и тебя своим безумием заразил.
– То есть ты не можешь допустить мысли, что заслуженный профессор может оказаться прав? Он говорил тебе, откуда срисованы изображения? Что за книга?
– Радзинский совсем с катушек съехал. Ты – дура, если всерьез восприняла этот бред. Оболенку разрисовали чисто ради красоты, иначе бы мы об этом знали. Радуйся лучше, что тебе другого руководителя дали, а не с этим умалишенным осталась.
– Какой же ты все-таки козел, – процедила я, а Авилов только пожал плечами и расплылся в улыбке, словно был доволен, что я озвучила его истинную сущность.
Ребята менялись парами и готовились к новой партии, но мне все это наскучило, да и в сон уже начало клонить. Попрощавшись со всеми, я собралась уйти, но Нилов не отпустил одну и увязался за мной, чтобы проводить. По пути он держал меня за руку, словно я его девушка, вот только с выводами Юра поспешил. Нилов был мне приятен, нравился как человек, но все же никакого влечения я не испытывала. Может быть, просто нужно время? Мы остановились у моей комнаты, и я хотела уйти, но парень не дал, ловко ухватив меня за локоть и притянув к себе.
– Ты помнишь про завтрашний вечер? – прошептал он, склоняясь так близко, что я почувствовала его горячее дыхание.
– Конечно, пом…
Он не дал договорить, нежно целуя, что было чертовски приятно, но не настолько, чтобы потерять голову от Нилова. Я снова попрощалась с ним, на этот раз более скромно, и ускользнула к себе.
Не раздеваясь, я легла на кровать и хотела еще раз полистать книжку Радзинского, но сама не заметила, как уснула. Ночь была холодная, и под утро мороз пробрался в комнату, отчего проснулась в половине четвертого утра. Прикрыв окно и укутавшись в одеяло, я постаралась снова уснуть, но у меня ничего не вышло. К четырем окончательно надоело ворочаться, и, чтобы нагнать сон, я решила прогуляться по Университетскому городку.
Ветер шумел кронами деревьев, с которых уже вовсю облетала листва, накрапывал мелкий дождь, а я бездумно брела по пустой темной улице. Только оказавшись у дома своего бывшего научрука, я сообразила, как далеко зашла. Ветровка отяжелела от влаги, а кеды совершено вымокли, пора было возвращаться к себе, чтобы не разболеться. Не очень то хотелось оказаться запертой в лазарете. Я уже собиралась пойти обратно, как мое внимание привлек слабый свет окна из дома напротив. В такой час Арсений не спал, интересно почему? Бессонница или он уже встал?