Тайна одной башни (сборник)

Зуб Валентин Андреевич

— В ногах правды нет, — заметил он, когда мальчики уселись. — Как же это вы заблудились?

Лесник говорил так, что трудно было что-либо ответить. Не поймешь: то ли он просто спрашивает, то ли попрекает.

— Нет, мы, дядя, с Витькой в походе были, — ответил Сережа и начал рассказывать.

— А в лес пришли — заблудились, — вздохнул Витька.

— Заблудились, — задумчиво повторил Яковенко. Затем тяжело поднялся из-за стола, прошел к небольшому шкафчику, достал хлеб, сало. — С дороги оно и перекусить не мешает, —

сказал он и подмигнул мальчикам. — Так что давайте, следопыты, подсаживайтесь к столу.

Никогда ни Сережа, ни Витька не ели с таким аппетитом. Даже носы вприсядку ходили.

А лесник Яковенко все расспрашивал. Потом откинулся спиной к стене и сказал:

— А я, хлопцы, кое-что знаю…

Сережа и Витька поперхнулись.

— Да, да, знаю, — откашлялся лесник. — Помню, немца того на лугу возле Засмужья убили. Пленных выводили из леса, в колонну строили. А один красноармеец не выдержал. Уж очень, говорили, насолили ему фашисты.

— Так ведь тот же немец антифашистом был! — воскликнул Сережа.

Лесник развел руками.

— А кто ж его разберет, фашист он или не фашист. На лбу же не написано. — Помолчав, Яковенко спросил: — Тебя, кажется, Витей зовут?

Витька кивнул головой.

— Возьми, Витя, мой фонарик да сходи в сарай. Там в корзине, сразу за дверью, яйца лежат. Так ты принеси полдесятка.

— Мы уже не хотим есть, спасибо, дядя Сильвестр, — сказал Витька.

— Сходи, сходи, — приказал лесник.

Витька пошел.

— Так, говоришь, антифашист? — переспросил Яковенко.

— Антифашист. Так и в письме написано.

— В каком письме?

— Из Демократической Германии.

— А что еще в том письме написано?

— Просят, чтобы цветок на могилу положили, если могила найдется…

Тем временем Витька, подсвечивая себе фонариком, вошел в сарай. Сразу за дверью действительно стояла корзина с яйцами. А на стене над ней висел противогаз. Витька решил сначала, что это ему показалось! Посветил на стену еще раз. Нет, не показалось! Тогда он ощупал противогаз руками. Хотел даже снять и примерить. Но неудобно задерживаться.

Что подумают?

Он неохотно закрыл дверь и пошел в дом.

— …Где же ты найдешь ту могилу? — сочувственно говорил лесник. — А цветок, чего ж, можно было бы и цветок положить… Вот, слышал я, в городе курган бессмертия насыпали.

Сережа, а теперь уже и Витька согласно закивали головами.

— Вот и мне нужно горсть земли бросить на тот курган. Да все времени нету. Лес большой, а я один в нем, как волк.

Вдруг Сережа вскрикнул и вскочил на скамью. Витька взглянул на порог и побледнел, отбежал в угол к кровати. Лишь один хозяин, сложив на столе тяжелые руки, сидел в прежней позе. Он только повернул голову с черной бородой к порогу и усмехнулся.

Из подпечка выползала гадюка. Толстая, полосатая, страшная. Казалось, конца ей не будет: живой ремень все корчился, изгибался

и полз. Вот она выползла вся, доползла до середины комнаты, подняла голову, подержала, покачивая, и поползла к скамье. Снова подняла голову, в одно мгновение обвилась пружиной вокруг ножки скамьи и потянула все свое туловище вверх. На скамье стояла миска с молоком. Гадина растянулась, опустила голову в миску и начала лакать молоко. У мальчиков от такого зрелища мурашки поползли по телу, а зубы начали мелко стучать. Гадина лакала молоко и все больше толстела, стала — словно надутая велосипедная камера. Вот подняла голову, всю в молоке, и замерла. Мальчики были ни живы ни мертвы. Такого отвращения, как сейчас, они никогда не чувствовали.

А гадюка, наевшись, стала, очевидно, дремать, потому что больше не двигалась. И тогда послышался голос хозяина:

— Антоша!

Гадюка шевельнулась, нехотя подняла голову, спустила ее со скамьи и тяжело шлепнулась на пол, благо было невысоко. Медленно поползла в подпечек.

— Не бойтесь, это не гадюка, это — уж. Антошей его зовут. Приходил ужинать, — пробасил лесник. Голос его доносился до мальчиков будто из подземелья. — Уж не кусается. Дом стережет, чтобы гадюка не заползла. Гадюки ужей бояться. А Антоша ручной, — продолжал рассказывать лесник. — Правда, подлениваться стал. И плохо слышит. Состарился, нужен помоложе…

Хозяин долго говорил об уже, словно о человеке. И мальчикам совсем становилось тошно.

— Да ты слезай со скамьи, чего с ногами забрался? — сказал он Сереже. Дальше говорил, словно оправдывался: — Нужен ведь кто-нибудь возле дома. Собаку заимеешь — волк загрызет, кошку — лиса утащит.

— Вы бы перебрались, дядя Сильвестр, в деревню. Среди людей лучше, посочувствовал Витька.

— Нельзя ему в деревню. Дядя Сильвестр тут партизанил. И семью его немцы, когда блокада была, в болоте утопили. Вот он и… — тихо проговорил Сережа.

— Ты смотри, знает, — сказал лесник и потер глаза, будто туда соринка попала.

— Так люди говорят про вас, — сказал Сережа.

— Было, было, — вздохнул Сильвестр Яковенко. — Мне про партизанство и вспоминать больно.

Теперь засопел Витька. Может, вспомнил прежние рассказы отца.

— Скажу я вам еще, хлопцы, о том, о чем мало кто знает. Может, только старики в Засмужье.

Мальчики притихли.

— Тут в сорок первом наши артиллеристы бой вели.

— Я об этом слышал от деда Матея, — оживился Витька.

— Слышал, так помолчи, не перебивай старших, — заметил лесник.

— Тише ты, — толкнул приятеля в бок Сережа. — Расскажите, дядя.

— …Так вот, отступали они от самой границы, откуда-то из-под Бреста. И пушки с тобой тащили. Ночью, пока еще были снаряды, здорово фашистам прикурить давали. Стреляли и по машинам, и по эшелонам. Попугают немцев и снова в дорогу. Красноармейцы лесами к фронту пробивались…