Тайна острова Химер
Шрифт:
Дочь Алисы, презрительно выпятив нижнюю губу, удалилась, а Лукас крепко удерживал Жюльетту, рвавшуюся за ней.
— Возможно, есть лучший способ вернуть себе мужика, чем лупить эту бедную девушку!
Супруга Ронана собрала остатки самообладания.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Пожав плечами, он собрался было уйти, но она тихим голосом остановила его:
— Какой способ?
Улыбаясь, Лукас вернулся и прошептал на ухо Жюльетте несколько слов.
Несколькими
— Тебе было шесть лет, когда я встретил твою мать.
Лукас ожидал всего, кроме этого.
Признание того, что он не его отец, нелегко далось Марку. Он познакомился с Элен одним сентябрьским днем 1968 года в Париже.
Молодая женщина почти бросилась под колеса его машины, пытаясь поймать вырвавшегося ребенка. Ее только оглушило, и она отказалась от предложения отвезти ее в больницу. Он довез ее до Бельвиля, где они с сыном жили в небольшой двухкомнатной квартире. Узнал он о ней лишь то, что она медсестра, а ее муж умер вскоре после рождения сына.
— Ты не пытался узнать побольше? — жестко спросил Лукас.
— Она сказала только, что семьи у нее больше нет, что ее прошлое умерло вместе с мужем.
— И этого оказалось для тебя достаточно?
Подобие мечтательной улыбки появилось на лице того, кого он больше сорока лет считал своим отцом.
— Она сказала, что если я ее люблю, то не должен задавать ей лишних вопросов. Я безумно любил ее и никогда ни о чем не спрашивал.
Лукас разочарованно поморщился, подумав, что единственным человеком, способным ему сказать что-нибудь о близнеце, лежавшем в морге, была женщина, пораженная болезнью, необратимо иссушившей ее память.
И все же вместе с Мари он пошел в комнату Элен. Он всячески пытался нащупать тропинку в сложной и непрочной архитектуре больного мозга, пользуясь ключевыми словами, которые могли вызвать хоть какой-нибудь отзвук.
Но ничто, никакое имя, казалось, не доходило до сознания его матери.
Погрузившись в глубокое молчание после возвращения из секс-шопа, она будто обратила свой взор внутрь себя, в свое прочно закрытое для всех прошлое.
Лукас терял терпение, и, не будь здесь Мари, он, может быть, начал бы трясти ее, чтобы вырвать хоть намек на ответ.
— Мы получим его по-другому, я тебе обещаю, — прошептала ему жена.
После их ухода Элен еще долго пребывала в прострации. В какой-то момент она вышла из нее, опустилась на колени возле одной из двух кроватей и, вытащив из-под кровати комок грязноватых — когда-то белых — тряпок, прижала его к сердцу.
Мурлыкая колыбельную песенку, она баюкала куклу Пьеррика.
12
Ночь опускалась на Киллмор, и в морге было пустынно.
Внутри помещения только слабый свет ночников
Двери анатомички, где производились вскрытия, бесшумно отворились.
В глубине комнаты находилось что-то вроде алькова с десятком холодильных камер, расположенных в два ряда. На торце каждого ящика имелась этикетка, где записывались имена временных постояльцев. Сейчас все они были чисты. Все, кроме одной.
Большими буквами на ней было написано: БЛИЗНЕЦ. Легкий парок поднялся от ящика, заскользившего на полозьях.
Над островом Химер висела луна. В черной воде озера отражалось звездное небо.
Призрачная фигура размеренно передвигалась вдоль берега, перебирая четки, которые, словно метроном, отмеривали ее шаги.
Зернь — шаг. Зернь — шаг…
Обычно привратница возлагала на себя обязанность два раза обойти озеро, как другие — три раза прочитать «Pater» или четыре — «Ave».
Обычно ничто не нарушало этого ритуала, который она совершала с полузакрытыми глазами, дабы теснее быть в единении с природой и ее Создателем.
Но в этот раз ноги ее, обутые в сандалии, наткнулись на препятствие.
Она подумала, что это всего лишь толстая сухая ветка, упавшая на берег, и в простоте душевной нагнулась, чтобы взять ее и отбросить в сторону.
Позже она вымаливала у Бога прощения за то, что позволила ничтожному порыву возобладать над благочестием.
Но тогда она икнула от ужаса и выронила то, что приподняла, — нечто холодное, безжизненное и волосатое.
Человеческая нога!
Тело покоилось в монастырской часовне.
Мать Клеманс осторожно приподняла покрывало и молча смотрела на лицо близнеца. Губы ее поджались, слившись в одну черту, когда она заметила темное пятно гематомы на посиневшей коже.
Тот факт, что мужчина был наг, а одежда его лежала рядом на берегу, для настоятельницы монастыря означало только одно: он пришел купаться вопреки запрещению, нырнул и наткнулся на обломок скалы.
— Другого объяснения не должно быть, — постановила она.
Привратница медленно кивнула, моля небо, чтобы это оказалось правдой в устах настоятельницы. Однако обе не могли подавить засевшую в них тревогу.
— Мы похороним его на рассвете, до того как проснутся сестры. А теперь оставьте меня, прошу вас.
Оставшись одна, мать Клеманс, скрестив руки, положила их на сложенные руки близнеца и попросила у него прощения за то, что не смогла уберечь его, как обещала.
Глаза ее наполнились слезами, когда она наклонялась, чтобы благоговейно запечатлеть поцелуй на холодном лбу.