Тайна озера Кучум
Шрифт:
— Эко! Как склатно сказал, отнако. Но не пывает так. Как так, снег не итёт? Весь год лето не мошет пыть! Да и звери, у которых пять рук, не могут жить. Обманываешь, отнако. Как-то жизнь бутет ходи? Не может так пыть. Зачем тогда амикану зимой спать? А сополю шкуру менять? Нет, так не бывай.
Качает головой эвенк, думает, что дурит его русский. А тот не спорит, знает, что всё равно сейчас ему правды не доказать. Добавил только к слову:
— А знаешь, кто соболя таким именем назвал?
— Русские, отнако. Моя знай
— Нет, не правду говоришь. Слово «соболь» пришло к нам из той же Индии. Соболь — полосатый. Это у них, значит, так переводится. Когда-то очень давно купцы через Азию на верблюдах возили товар в Иран. Ну а уж оттуда до Индии рукой подать…
Слушает Загбой, а глаза смеются. Вся его жизнь замкнута только в том пространстве, где он ходит и живёт — сибирская тайга. Он просто не может представить, осмыслить в более объёмном и широком масштабе, земной шар или даже континент. Как тот библейский Фома, пока не увидит, не поверит.
Видит русский, что что-то объяснять бесполезно. Лучше завязать разговор на нужную ему тему. Замолчал, думая, с чего начать, и тут же вспомнил, что за разговором даже не познакомились. Как будто спохватившись, дружелюбно протянул руку:
— Меня зовут Николай Иванович. Фамилия — Залихватов. Я начальник геологоразведочной экспедиции.
Загбой протянул руку, хотел назвать себя, но Мухой, как пырей, опередил его, прилип к русскому и выдал столько информации, что эвенк невольно поморщился, как будто проглотил горчицу.
— Это мая зять, что я каварил. Там, продолжал расторопный кыргыз, — его шена Ихтыма. Загбой — самый лучий охотник, которого я когда-то знал и вител. Всю тайгу обошёл, везде пыл…
— Подожди, — перебил его Залихватов. — Пусть он сам за себя скажет, что его перебивать? Это что, правда, что ты тунгус?
— Правда, отнако. Венка мой. — И уже гордо: — Загбой Иванович мой! Как ты. Крёсный Игорка и Филька-чёрт так каварят — Загбой Ивановича.
— А как ты к нам, сюда попал? — удивлённо вскинул брови собеседник.
— Эко! Тавно так пыло. Купец просил пуснина везти, Тима зовут. Ну, я и ходи. Потом, отнако, Тима мой доська спал, женился. А доська назат не хочет хоти. Тут вот сам женился. Ихтыма жену звать. Сын родился. Куда хоти на север? Там нихто не ждёт, весь род чума кушай. Так вот и живу. Мухой — труг. Игорка — крёсный внуська. Ченка, точка, там живи, — махнул рукой на восток. — А Тима… мой не знай, талеко, отнако. Горот, пальшой! Тавно не смотрел его. Отнако много зим прошло. — И с горечью добавил: — Ченка штёт, тоскует. Внуська, Уля, плачет. А Тима всё не хоти. Случилось что? — обратился к русским. — Вы его не знай?
Залихватов переглянулся со своими спутниками, с интересом прищурил глаза:
— А как фамилия-то у твоего Тимы?
— Фамилия? — не понимая, переспросил Загбой. — Зовут как?
Здесь в
— Фамилия его Набоков.
— Набоков?! — удивленно воскликнул Николай Иванович. — Тот самый Набоков? Купец? Так его не Тима зовут, а Дмитрий. Дмитрий Иванович Набоков, золотопромышленник. Так?
— Так, отнако, — покачал головой Загбой.
— Да, есть такой. В городе живёт, по Ямской улице. Дом у него большой, особняк двухэтажный. Широко развернулся: два магазина, один пушной, шубы-шапки продаёт. Второй — с продуктами, мясо-рыба. Да еще несколько лавочек мелких. У самого губернатора Нефёдова в почёте. Знаем мы такого. Семья у него, две дочери. Не последний человек среди известных людей, на благотворительные цели тысячи откидывает…
Потемнело лицо Загбоя:
— Эко! Как доськи? Как семья? Уля ему доська, отнако! Ченка — жена… Каварил, что никого нет польсе… Корот хоти, тела телай. Назат — нет. Тумал, что случилось… Как так?
Смотрит охотник на русских, глаза блестят, губы трясутся, пальцы дрожат. Видно, что новость для него — как ливень в засушливое лето. Переосмысливает сказанное и не верит, не понимает, как так можно врать? А может, всё неправда, шутит Николай Иванович? Да нет, лицо серьёзное. Да и товарищи его окаменели, понимают, что в неловкое положение попали. Так что же получается, тогда врал Дмитрий?..
Потянулся Загбой за кисетом, стал набивать трубку. В юрте зависла неопределённая тишина, только дрова в костре потрескивают, да Хындырга, жена Мухоя негромко посудой гремит.
Из-под полога заклубился морозный туман, вошла Ихтыма. Посмотрела на Загбоя, счастливая улыбка сменилась тревогой, не может понять, что произошло с мужем. Немного постояла в стороне, тенью проскользнула к хозяйке юрты, о чём-то тихо зашептала ей на ухо. Хындырга зашипела в ответ: молчи, когда разговаривают мужчины, потом сама все поймёшь.
— Где этот… корот? — наконец-то нарушил молчание Загбой.
— Зачем тебе? — удивленно приподнял брови Залихватов.
— Хоти путу, отнако, к Тиме. Путу смотреть глаза. Зачем обманывай?
— Ну-у-у… — неопределённо протянул Николай Иванович. — Зачем тебе это? Он, Тима твой, сам приедет.
— Не приетет. Много лет пыло, не етет. Хочу сам знать, пашто обманывай меня, Ченку, Улю? Нелься так телай. Загбой не врал, он телай Тиме тобро. Почему люча делает плохо?.. Знать бы, как в горот хоти…
Залихватов быстро посмотрел на своих друзей, с живостью заговорил:
— В город, Загбой Иванович, я тебя могу проводить. Это не проблема. Вот только… Поговорить с тобой хочу.
Эвенк заинтересованно посмотрел на собеседника, выдохнул дым табака и в ожидании предстоящего разговора отложил в сторону трубку. Залихватов покачал головой, подбирая слова, выдержал паузу и начал издалека.