Тайна папок Йонсона
Шрифт:
Например, американец Питерсон. Его упорно, используя родственные связи с женой Нордена, проталкивал Ленартсен на место члена директората ВВФ. Это была бы важная позиция. Питерсон получил бы доступ к информации как минимум полуконфиденциального характера. Он знал бы из первых рук, какова судьба изобретения Рогдена, где документация по нему, как найти к ней дорогу.
Сергей завел машину, перевел рычаг автоматического управления коробкой передач из позиции «Парковка» в позицию «Ход» и, мягко нажав на педаль акселератора, стал медленно маневрировать в лабиринтах подземного гаража больницы. Через несколько
Ленартсен явно играл во всей этой истории зловещую роль связного между интересами группы Фесса в США и Эйсаки в Японии. Он был вхож к Нордену, а после его убийства — и к Гунардсон, во всяком случае, до своего разоблачения в недавнем прошлом. Благодаря его осведомленности о многом знал и Фесс. Как уж Ленартсен передавал японцам свою информацию, сказать трудно. Роль Нильсена была сугубо подсобной, он был лишь высокопоставленным осведомителем транснационалов при премьерах. Впрочем, как видно из письма Бернардсена, он работал одновременно и на иксляндскую контрразведку. А следовательно, и она была вкупе с главными участниками заговора.
По мере приближения к Пятьдесят девятой стрит пробки становились все более плотными. Сергей был не рад, что выбрал этот маршрут, надо было, наверное, ехать по драйву. Хотя известно, что очередь, в которой ты стоишь, всегда движется медленнее, чем соседняя. Надо набраться терпения.
Норден подписал себе смертный приговор своим экспериментом с Нильсеном. Он не мог не знать, что враг становится особенно опасен, когда стоит на краю поражения. Чего он добивался? Было и без того ясно, что Питерсон был назначен директором при содействии Нильсена. Обман премьер понял уже в Нью-Йорке, когда он сказал Йонсену, что собирается переводить своего старшего помощника на другую работу. Знал он и то, что документация Рогдена находится не в хранилище, как думали Нильсен, Ленартсен, Питерсон и Фесс, а совсем в другом, более надежном месте. Она была в относительной безопасности, и можно было не давать приказа об ее «уничтожении». Разве что у него были свои соображения. Если бы документация была официально уничтожена, интерес к ней иностранцев пропал бы и тем самым ВВФ как бы выводился из-под удара. Но именно такой исход и не устраивал заговорщиков.
Зажегся зеленый свет, Сергей, задумавшись, не сразу тронулся с места, вызвав негодующие гудки стоящих сзади машин. Он быстро исправился, набрал скорость.
Фесс, Эйсаки остро нуждались именно в этой документации; они не знали, что в хранилище ее нет и никогда не было. Приказ Нордена не должен быть приведен в исполнение. Но как этому помешать? Украсть приказ, уже подписанный премьером? Тогда надо расстаться с Нильсеном, ибо приказ был передан ему и исчезновение бумаги было бы равносильно разоблачению старшего помощника премьера. Существовал только один выход. Стало быть, вариант убийства был заранее разработан в деталях и приведен в исполнение лишь в самый последний момент.
Движение стало свободнее, и Нефедов довольно быстро доехал до своего дома. Поставив машину в подземный гараж, на лифте поднялся к себе в квартиру. Еще из коридора, ведшего от лифта к его двери, услышал веселое щебетание Хозе, почувствовавшего,
Как же Рогдену удалось уберечь свое изобретение? Он видимо, принадлежал к тем современным физикам, инженерам, конструкторам, которые все чаще сознательно уходят из сферы военных исследований, не желая способствовать гонке вооружений. Если когда-то некому будет придумывать новые виды оружия, то это бесконечное соревнование — кто сильнее — себя изживет. Но когда это будет? И не найдутся ли люди, готовые за хорошие деньги продавать свой талант дьяволу войны? Их будет меньше, а цена станет выше?
Но не пошел же на это Рогден, зная, что упускает шанс стать миллионером, согласился спрятаться где-то в глуши, притвориться пропавшим без вести, то есть практически поставил крест и на научной карьере. Он никогда даже не патентовал своего изобретения, потому что это могло привести к утечке информации, не использовал его для личной славы, описывая в научных докладах и публикациях, жертвуя, быть может, Нобелевской премией. И в одиночку он не смог бы добиться своей цели, только вместе с другими сотрудниками, никто из которых его не выдал и не продал изобретения. Перед стойкостью такого братства можно было только преклоняться.
А как же с прогрессом науки в собственном смысле слова? Ведь изобретение Рогдена имеет прямое практическое применение во многих гражданских областях. Пользуясь им, можно было сделать решающий рывок в управляемом ядерном синтезе, создавать принципиально новые, высокоэкономичные двигатели для поездов, судов, автомашин, резко снизить потребность в жидком топливе, колоссально повысить скорость компьютеров, создать мощное и эффективное медицинское оборудование, снабжать электричеством многомиллионные города, пользуясь всего несколькими сверхпроводящими кабелями.
Можно ли упрекнуть Рогдена в том, что он задержал решение глобальных проблем человечества, спрятав свое изобретение?
Наверное, ответ на этот вопрос был таков: надо было выбирать главное. Если самое неотложное — прекратить гонку вооружений, то не надо делать ничего, что может ее поддерживать, даже если ценой этого будет задержка технического прогресса. Ибо цена неосуществленных технических замыслов в гражданской сфере, даже если она очень высока, имеет предел, а цена каждого нового вида оружия может оказаться «бесконечной», ибо человечеству придется когда-то заплатить за него своей гибелью.
Рогдену приходила, наверное, и такая мысль: «Не будет моих электромагнитов, найдется что-нибудь другое, чем заинтересуются Фесс, Гудхарт, Эйсаки, Ленартсен». Конечно, найдется. И уже нашлось. Электромагнитные пушки быстро выходят из моды, зато появилось новое детище — «Прометей», а попросту что-то вроде ядерного оружия, стреляющего в цель дробью, несущейся со второй космической скоростью. Одним выстрелом из такого оружия, хвастался недавно Гудхарт, можно моментально стереть с лица Земли «небольшой объект, вроде Кремля», оставив остальную часть Москвы в неприкосновенности.