Тайна племени голубых гор
Шрифт:
— Мне надо купить сегодня рису, — спокойно объяснил лавочнику Малородж. — У нас ничего не осталось.
— Ты и так мне много задолжал — оборвал его тот. — Я не намерен содержать твою семью.
— Но ведь я приношу тебе каждую неделю гхи и молоко, — попробовал возразить тода.
— Всего молока твоих буйволиц не хватит, чтобы расплатиться со мной. — Лавочник достал толстую тетрадь и стал водить по ней пальцем.
— Вот видишь, тут все твои долги.
Малородж видел, но ничего не понимал в этих крючочках и палочках.
— Сколько я тебе должен? — спросил он упавшим голосом.
Лавочник
— Тысячу рупий, — раздумывая ответил он.
— Где я возьму такие деньги? — Малородж почувствовал, как ослабели его ноги.
— А мне какое дело? — усмехнулся лавочник. — Раз должен, отдавай.
Никакие уговоры не помогли. Совершенно убитый Малородж вернулся в свой манд. За всю его жизнь у него не было такой суммы. Да и во всем племени вряд ли найдется сразу столько денег. На тропинке у лощины его ждал сын. Мавияркутену недавно исполнилось восемнадцать лет. Это был тихий, застенчивый юноша, проводивший дни на дальнем пастбище с буйволами. Когда Малородж сообщил сыну новость, Мавияркутен растерялся.
— Что же нам теперь делать? — спросил он отца. Малородж опустил голову. Он ничего не мог ответить сыну. Через несколько дней они отправились за советом к Пеликену. Тот тоже ничем не мог помочь. У него самого не было денег.
— Если продашь буйволов, может быть и расплатишься с лавочником, — сказал ему Пеликен.
— Как — продать буйволов? — не понял Мавияркутен. — Что же я буду делать без них?
Пеликен задумался и вдруг вспомнил.
— Послушай, Малородж, у тебя же есть земля. На ней, кажется, работает бадага?
— Да, — подтвердил Малородж.
— Он тебе платит?
— Иногда дает картошку и все обещает заплатить. Пеликен был опытным человеком, не зря он возглавлял Прогрессивный союз тода Нилгири. Он прикинул что-то на бумаге и сказал Малороджу, что бадага должен ему по крайней мере триста рупий.
В свой манд отец с сыном вернулись повеселевшими. Малородж пошел к арендатору поговорить насчет уплаты долга. Бадага только рассмеялся.
— Какие триста рупий? — спросил он. — Ты что, Малородж? Я работаю на твоей земле, я платил тебе исправно.
— Но Пеликен сказал, — возразил Малородж, — что ты мне должен триста рупий.
— При чем тут Пеликен? — наигранно возмутился бадага. — Если он тебе сказал, пусть сам и платит.
Малородж ушел ни с чем. Несколько раз после этого он приходил на поле к бадага, но результат был такой же.
В тот день Мавияркутен пригнал буйволиц с пастбища засветло. Он как будто чувствовал, что дома неспокойно. Мать плакала, а отец сидел на суфе, вперив невидящий взгляд в противоположную стену хижины. Лавочник сказал, что посадит Малороджа в тюрьму, если тот не заплатит хотя бы часть долга.
Мавияркутен вышел из хижины, пересек лощину и на дальнем поле заметил синий тюрбан арендатора. Он подошел и вежливо поздоровался. Бадага не ответил на приветствие.
— Почему ты не хочешь заплатить отцу за землю? — спокойно спросил юноша.
Бадага распрямился и смерил Мавпяркутена взглядом. Они стояли друг против друга: сорокалетний упитанный бадага и восемнадцатилетний тода.
— Ты кто такой? — грубо спросил арендатор.
— Мавияркутен.
— Ты щенок! —
— Это наша земля! — неожиданно для себя закричал Мавияркутен.
— Убирайся отсюда, грязная собака, и не заставляй тратить на тебя время.
В какой-то момент перед глазами юноши все поплыло: и лощина, и картофельное поле, и кричащий бадага в синем тюрбане. Никто никогда так не разговаривал с Мавияркутеном. Никто никогда не называл его грязной собакой, а священных буйволиц вонючими. Не давая себе отчета в том, что он делает, Мавияркутен бросился на обидчика и ударил его. В ответ последовал сильный удар, и юноша упал на картофельные кусты. В голове шумело, и ломило челюсть, куда пришелся удар. Он с трудом поднялся и снова бросился на бадага. Он не помнил, сколько времени они дрались, и пришел в себя, когда ощутил странно обмякшее тело противника. Бадага лежал, уткнувшись в смятый картофельный куст, и на его синем тюрбане расползалось и росло зловещее красное пятно. У Мавияркутена не хватало сил даже приподнять лежавшего. Шатаясь, с трудом переводя дыхание, придерживая разорванное путукхули, юноша поднялся по тропинке. Когда отец увидел его, он понял, что стряслась беда. Малородж стоял, опустив бессильно руки, не смея ни о чем спросить.
Мавпяркутен заговорил сам:
— Там, бадага…
И тут земля поплыла из-под его ног, горы завертелись в бешеной пляске и небо закрыла черная пелена. Он потерял сознание.
Те несколько дней, которые Мавияркутен прожил после этого, утратили свою реальность и были похожи на страшный сон. Мертвый бадага в окровавленном тюрбане неотступно стоял перед его взором. Он не исчез даже тогда, когда собрался совет племени обсудить чрезвычайное происшествие. На совет пришли родственники и соседи убитого. Малородж плакал и отворачивался от сына. Бадага вели себя вежливо и спокойно.
— При чем тут полиция? — говорили они. — Никто из нас туда не пойдет. Всем известно, что покойный был грубым и жадным человеком. Оп обманывал не только Малороджа, но и многих из нас. У него были деньги, и он давал нам их под большие проценты. Тода никогда с нами так не обходились, как обошелся с нами этот бадага. Терпение когда-то должно было кончиться. Пусть Малородж заплатит вдове, сколько может. Мы не пойдем в полицию.
Так решили люди, собравшиеся на совет. Бадага не обвиняли убийцу. Они простили его. Но не простило ему этого собственное племя. И сам он не нашел себе оправдания.
Малородж поседел и сгорбился за эти несколько дней. Мать отворачивалась и не хотела смотреть на сына. Несколько раз Мавияркутен слышал за своей спиной:
— Это тот тода, который убил человека.
«Который убил человека» — каждый раз погребальным колоколом отзывалось у него в ушах. Девушки избегали его, и родственники перестали навещать Керордманд. «Я убил человека», — повторял Мавияркутен и видел бадага в окровавленном тюрбане лежащим на картофельном поле так же ясно, как в тот день. Он больше не гнал буйволиц на пастбище, а уходил в лес и блуждал по горам. Он боялся людей, ибо каждый из них был вправе ему сказать: «Ты убил человека».