Тайна племени голубых гор

Шапошникова Людмила Васильевна

— Куда вы идете?

— К тебе в Аманодр, — ответили буйволы и рассказали Понетану о вороне.

Тут Понетан понял, что ворона хотела обмануть его и буйволов. Он заплакал от горя и радости. И буйволы тоже заплакали. От их слез образовалась большая лужа. Ее и сейчас можно видеть у Нажмиодра. С тех пор живые перестали ходить в Аманодр. И буйволов убивают во время погребальной церемонии, потому что они не могут ходить живыми в Аманодр".

— Хорошая история? — спросил Нельдоди.

— Очень, — ответила я. — А кроме Понетана, кто-нибудь из

живых ходил в Аманодр?

— Я же сказал, — удивился Нельдоди моей непонятливости, — что очень многие туда ходили.

— А легенды еще об этом есть?

— Ну, амма! — развел руками старик. — Тебе расскажешь одну легенду, а ты сейчас же требуешь еще. Ну ладно, слушай. Ёна знаешь?

— Лично нет, а только по рассказам.

— Так вот бог Ён тоже не всегда жил в Аманодре. Он отправился туда, когда умер его сын Пюв, и забрал с собой буйволов. Но Текерзши попросила Ёна вернуть буйволов живым людям. И Ён согласился. Тогда люди из рода Норш отправились в Аманодр за буйволами. Ён дал им, кроме буйволов, золотую посуду для храма и золотую сбивалку для масла. Но эти тода так занялись разговорами со своими умершими родственниками в Аманодре, что забыли захватить с собой посуду и сбивалку. Они вспомнили о забытых вещах на полпути и снова вернулись в Аманодр. Но бог Ён рассердился на них за то, что они не взяли сразу его подарки, и не отдал им золотую посуду и сбивалку. "Сделайте теперь все сами", — сказал он этим растеряхам. "Но у нас нет золота, — ответили опечаленные люди. — Только боги могут дать нам его". "Ничего, — засмеялся Ён, — обойдетесь без золота! Идите и сделайте все из бамбука". Вот с тех пор люди и делают посуду и сбивалку из бамбука. Ну, теперь ты веришь, что не только Понетан ходил в Аманодр?

— Верю, — сказала я и подумала о том, что в каждой легенде есть свое рациональное зерно. А что, если это "зерно" — Аманодр? Ведь ходили туда живые когда-то. Значит, Аманодр реально существовал, а может быть, и существует.

— Нельдоди, — начала я осторожно, — ты знаешь, где Аманодр?

— Знаю, — серьезно и без колебаний ответил он и показал рукой на запад.

— Туда можно пойти?

— Можно. Только сейчас живые туда не ходят. Ты же слышала историю о Понетане.

— Слышала. А ты знаешь путь в Аманодр?

— Знаю. И Мутикен знает.

— Своди меня в Аманодр.

У Нельдоди отвисла нижняя челюсть. Он махнул безнадежно рукой и, не сказав ни слова, с достоинством удалился. Я поняла, что на Нельдоди рассчитывать не приходится.

Ивам посоветовала поговорить об этом с Апаршем. В манде, куда я отправилась на следующий день, Апарша не оказалось. Мне сказали, что он сидит на шоссе с молоком и ждет машину из кооперативного общества. И действительно, пройдя с полмили я увидела скучавшего на обочине шоссе Апарша в окружении молочных бидонов.

— Эй, амма! — сразу оживился он и лихо, как-то по-разбойничьи сверкнул глазами из-под красной повязки, надвинутой на самые брови.

Я объяснила цель своего прихода.

— Аё! — удивился Апарш. — Но

ведь никто в Аманодр теперь не ходит. Последним там был Понетан.

В устах Апарша эта фраза прозвучала так обыденно, как будто Понетан был по крайней мере его соседом. Но рассказать, как пройти в Аманодр, Апарш все-таки согласился.

— Надо идти на запад, — начал он. — Значит, пошли?

— Пошли, — кивнула я.

— Доходим до Кеккотимарш — это около Итлара. Потом сворачиваем и доходим до Марувайвема, что около Эрга-манда. Это здесь, — безошибочно ткнул пальцем Апарш в карту, которую я перед ним развернула. — Теперь доходим до Кинаттвелли. — Увидев, что я не поняла, он пояснил: — Кинаттвелли — это река Аваланче, так называют ее тода. Отсюда идет дорога Куршавгудр. Надо идти и идти по этой дороге, пока не дойдем до Кимменпель. Это большой лес. Проходим лес и видим очень удобное место — Курубарр. Здесь мы садимся и едим. Поняла? Тебе все ясно?

Мне было все ясно, кроме одного. Я сижу на обочине шоссе, по которому мчатся автомобили и автобусы, сделанные в XX веке, и… обсуждаю со всей серьезностью маршрут в страну мертвых, аккуратно записываю в блокнот путь по крайней мере в I тысячелетие до н. э. И этот путь мне почему-то не кажется нереальным. Вот это было несколько странным и неясным и наводило меня на некоторые печальные размышления. Поистине все смешалось на этой планете. А может быть, планета здесь ни при чем? И все дело в моих уставших мозгах?

— О чем ты думаешь? — откуда-то издалека прозвучал голос Апарша. — Слушай же дальше.

Я стряхиваю оцепенение и опять берусь за карандаш.

— Мы видим гору Парнершпем и карабкаемся на нее, — как ни в чем не бывало продолжает Апарш, — потом спускаемся. Здесь стоят два камня. Один Неджмудкаш, а другой Панипкаш. Потом доходим до Пуверикен, это река в три фута шириной. Только хорошие люди могут перейти эту реку по нитяному мосту.

— Сколько миль до нее? — спрашиваю я.

— Пять миль от истоков Верхней Бхавани. За ней будет река Пувитиар. Здесь мы смываем с себя пепел, потому что нас сожгли после смерти.

"Мы смываем с себя пепел, — автоматически пищу я, — потому что нас сожгли". Смысл фразы никак не укладывается в голове.

— Кого сожгли, Апарш? — переспрашиваю я.

— Амма! — назидательно говорит он и надвигает красную повязку совсем на глаза. — Я думал, ты умнее.

Не могу же я сказать Апаршу, что до сегодняшнего дня я тоже так думала.

— Ну ладно, — малодушно соглашаюсь я. — Смыли пепел, а дальше?

— Пувитиар, — объясняет Апарш, — значит "камень пепла". Дальше идут два пути. Патталвал — "правый путь", это для мужчин. А Пушталвал — "левый путь", для женщин. За лесом с двумя тропами есть долина Падматар. Там живет собака Пурешной.

В это время на шоссе показывается небольшой крытый автофургон. Машина замедляет ход и останавливается. Апарш вскакивает и бросается к бидонам.

— А дальше что? — кричу я ему. Апарш уже из кузова громко отвечает: