Тайна подземного королевства
Шрифт:
И наступит великая тьма.
И содрогнутся горы.
Король перепугался. Вцепился в ее руку. — Останови их. Они растут. Лес растет, — шептал он. — Хлоя, останови их!
Как она может их остановить?
Из каждого семечка вырастал побег. Прямо у нее на глазах лопнул желудь, выпустил белый корешок, тот впился в гладкую поверхность раковины, разломил ее, в воздухе развернулся тонкий зеленый побег. Они росли с невероятной
— Деревья не причинят тебе вреда!
— Они нападут. Они наши враги.
— Твои враги, — поправила она. Ей приходилось кричать, чтобы перекрыть треск ломающихся стен, шорох листьев. Самые проворные из деревьев уже доросли до потолка; содрогнувшись всеми своими могучими створками, гладкая перламутровая раковина развалилась на куски. Посыпались осколки, острые как стекло.
— Нам конец, — пробормотал он. — Отсюда нет выхода. Тебе придется уйти с ними. — Он отступил на шаг, подальше от нее, обхватил себя руками. — Иди, Хлоя. Оставь меня здесь.
Она сердито фыркнула, заправила за ухо выбившуюся прядь.
— Я тебя не брошу.
Его карие глаза в изумлении воззрились на нее.
— Никто и никогда, — твердо заявила она, — больше не станет обращаться со мной как с маленькой девочкой.
— Но мы в ловушке!
— Чушь! — Она скользнула назад, туда, где под ветвями пробивались тонкие стволы. — Всё это — ненастоящее. На самом деле этого не происходит. Здесь Потусторонний мир. Мы можем изменить всё, что захотим.
Он вцепился в ее руку.
— Я не могу. А ты, наверно, сможешь.
— Я?
— Хлоя, скорее! Я их уже слышу.
Она тоже слышала. У них под ногами хрустели, раскалываясь, семена; незваные гости мчались вниз по винтовой галерее — две тени, уже выросшие до громадных размеров, искаженные кривизной перламутровых стен.
— Дай твою маску, — велела она.
— Что?
— Маску дай! — Она подошла, протянула руку; он не подпустил ее. Его рука была холодная, мокрая от пота. Дрожа, он снял маску из буковой коры и протянул ей; под ней оказалась другая, из ветвей омелы с красными ягодами, похожая на ту, какую она надевала когда-то на рождественский утренник.
— Так. Теперь встань сзади меня.
Она надела маску. Та была теплая; буковая кора царапала щеки и лоб, терпкий смолистый запах щекотал ноздри, и ей почудилось, будто она выглядывает из самой сердцевины дерева. Кора окутала ее, замкнула внутри, превратила в дриаду, в существо из прутиков и корней. Хлоя отступила в тень, охваченная внезапным убеждением, что если стоять тихо, не издавая ни звука, то ее никто не заметит. И если не произносить ни слова. Потому что деревья не знают слов.
Следуя ее примеру, Король глубоко забился в молодую поросль омелы. Она и сама едва различала его там.
Она еле осмеливалась дышать — коротко, испуганно.
Шаги в спиральном туннеле стремительно приближались. Тени росли, потом остановились.
Из-за угла появилась рука, тонкая, с тремя ожогами на тыльной стороне.
И Хлоя увидела ее обладателя.
Вязель настороженно
— Погоди. Что-то не так.
Через его плечо Роберт увидел комнату, полную деревьев. Они стояли так тесно, что раскололи стены, пробили потолок и всё еще продолжали расти. Скрипели от натуги сдавленные ветви; кое-где сверху пробивались мерцающие столбы лунного света. Дождем сеялась пыль, легкая, как яичная скорлупа, потом посыпались обломки белого мела, земля.
— Крыша вот-вот рухнет, — прошептал Роберт. И добавил: — Где они?
— Здесь, внутри, — шепотом ответил Вязель. — Оба.
Он осторожно вошел в зал. Протянул руку, изуродованную шрамами, коснулся ближайшего дерева, ощупал кору, пыльную зелень лишайников. Поднял глаза.
— Позови ее, Роберт. Позови по имени.
Хлоя, скрытая под маской, не сумела сдержать изумленного возгласа.
Позади человека в темной куртке стоял юноша. Волосы у него были забрызганы грязью, лицо в пятнах от лишайников. Дорогая зеленая куртка и джинсы изорвались в клочья. Но она узнала его.
Он отвернулся от нее.
— Хлоя! Это я, Роберт! Не бойся, мы здесь! Он ничего тебе не сделает! Мы заберем тебя отсюда.
Она не сдвинулась с места. Не смогла. Ей казалось, она пустила корни, вросла в землю, превратилась в глупую, безмолвную деревяшку. Ее испуганный взгляд переместился на Короля, но она разглядела лишь маску из омелы. А сквозь прорези для глаз виднелись только едва различимые отблески. Она понимала — он следит за ней. И надо было сделать всего лишь одно — заговорить. Произнести одно-единственное слово.
— Они ушли! — Голос Роберта был полон боли, но Вязель не сдвинулся с места.
— Нет, Роберт, не так. — Он скинул с плеча журавлиный мешок, покопался в нем, достал тонкую ореховую палочку и пошел сквозь чащу, прикасаясь к каждому дереву по очереди.
— Была бы она здесь — ответила бы, — сердито откликнулся Роберт. Но у него у самого в душе поселился холодный ужас неверия. А что, если это правда, что, если она и в самом деле ненавидит его, если именно из-за него-то она и не хочет возвращаться? На миг он увидел ее такой, какая она была в эти три месяца, распростертой на больничной кровати, а потом — на качелях в саду, когда она была маленькой, лет четырех или пяти, прелестной девочкой, с пухленькими ладошками, с крохотными пальчиками.
Это было невыносимо; он кинулся вслед за Вязелем.
И налетел на что-то мягкое.
Палочка поэта коснулась дерева — и оказалось, что это вовсе и не дерево, а девочка в коричневом платье, шлейф которого тянулся по полу. Волосы у нее были длинные, на лице — маска из шелушащейся буковой коры; ногти острые, ярко накрашенные, на ладонях хной нарисованы силуэты листьев. На миг она показалась ему ожившим персонажем из легенды, но потом он понял, что это Хлоя, и из груди вырвался громкий вздох облегчения. Но едва он обнял девочку, она отпрянула.