Тайна предсказания

Ванденберг Филипп

— А вон тот внушительный фахверковый дом? — Леберехт показал на противоположную сторону рынка.

Молодой человек в узких красных штанах и кожаных сандалиях рассмеялся и сказал, что это главный дом Кетцелей, в три этажа высотой и с тремя этажами фронтона над ними, украшенный картинами Альбрехта Дюрера и скульптурами из песчаника Адама Крафта, который, как и оба его старших подмастерья, увековечен в Лоренцкирхе в виде фигуры для святых даров.

Этот мастер Адам создал одно из своих самых значительных произведений по заказу кого-то из предков Кетцеля, и с этим связаны следующие обстоятельства: свыше восьмидесяти

лет назад прапрадед нашего новобрачного (или это был прапрапрадед?) совершал паломничество к Гробу Господню в Иерусалим вместе с герцогом Альбрехтом Саксонским. Как говорят, там он замерил и зарисовал этапы семи стояний Христа от дома Пилата до Голгофы, чтобы позже, в Нюрнберге, воспроизвести достоверный крестный путь. Но после своего возвращения Адам заметил, что его наброски пропали, отчего он год спустя вторично отправился в Святую землю, на этот раз в сопровождении герцога Отто Баварского и с большим вниманием к своим зарисовкам. На следующий год Кетцель велел отмерить этот путь между Рыцарским домом у ворот зверинца и двором церкви Иоанна и дать задание Адаму Крафту создать семь крестных стояний, которые ныне служат украшением города.

— Умная у тебя голова! — похвалил брат Лютгер молодого человека. — Ты, наверное, школяр или студент?

— Ничего подобного! — ответил тот, улыбнувшись. — Я каменотес, служу у мастера Гейера и ничего не упускаю из памяти. Говорят, каменотесы — самые умные среди ремесленников. — Он засмеялся.

Лютгер взглянул на своего послушника и тоже едва удержался от смеха.

— Во всяком случае Реформация не лишила тебя ума! — с уважением заметил Леберехт.

— Простите, братья, если скажу свое слово. На стороне Реформации боролись далеко не самые глупые монахи, а вернее, умнейшие среди прочих. Я протестант по убеждению, как и большинство жителей этого города.

— И этот Кетцель тоже? — поинтересовался Лютгер.

— Тоже. В прежние времена каждый Кетцель раз в жизни обязательно совершал паломничество в Иерусалим. Со времени Реформации никто больше не стремится в дальний путь, поскольку наш доктор Лютер считал, что гроб, в котором лежал Христос, столь же мало волнует Бога, как и коровы в Швейцарии. Истинному христианину лучше читать Библию, чем совершать паломничество.

У бенедиктинца вертелся на языке ответ, но он промолчал. В протестантских землях чужаку не стоило затевать споры с местным населением, это было неразумно. Поэтому Лютгер, улыбнувшись, приветливо сказал:

— Нет, мы не пилигримы, хотя наша цель — Италия. Мы путешествуем по заданию нашего аббата.

— Ах вот оно что! — воскликнул парень. — Мы, протестанты, терпимо относимся к чужакам. В городе все еще есть семь монастырей, и мы пока ни одного монаха пальцем не тронули.

— Тогда тебе наверняка известен Шотландский монастырь бенедиктинцев?

— Святого Эгидия? Конечно! Он находится у хозяйственного двора замка.

— Там мы и хотим заночевать. Можешь показать нам дорогу? Внакладе не останешься!

— Как пожелаете! — рассмеялся каменотес. — В Нюрнберге каждый за деньги готов на все. — Он поднял на плечо тяжелый мешок Леберехта и дал знак следовать за ним.

Путь лежал через узкие улицы с гордыми фахверковыми домами, которые отличались от домов его родного города выступающими башенками, эркерами, балконами и бросающимся в глаза богатством.

Нагруженные доверху телеги с трудом проезжали по узким переулкам. Едва ли был хоть один дом, в нижнем этаже которого не располагалась бы лавка купца или ремесленника.

Между Святым Зебальдом и ратушей, где движение было еще оживленнее, Леберехт, стараясь, чтобы не слышал Лютгер, спросил у парня, нет ли в городе и женского монастыря.

Женские монастыри, с ухмылкой ответил каменотес, волнуют его мало, можно сказать, вовсе не волнуют, но он знает об одном монастыре кларисс, раньше населенном преимущественно дочерьми аристократов, которым не дано было вступить в брак и иметь мужа.

— А почему ты спрашиваешь?

— Просто так, — солгал Леберехт, — из любопытства.

На самом деле он уже целый день ломал голову над тем, как ему встретиться с Мартой в этом большом городе.

Лютгер и Леберехт провели ночь в маленьком дормитории, простом спальном помещении с соломенными тюфяками, какие в каждом монастыре держат наготове для проезжающей братии. Поскольку почта на Регенсбург, который был следующим пунктом их путешествия, отправлялась лишь около десяти, Леберехт ранним утром поспешил в одиночку к монастырю Святой Клары. Он никогда бы не поверил, что так быстро привыкнет носить сутану.

Ворота монастыря были заперты, и Леберехт позвонил в колокол, который издал довольно резкий звук. За маленьким зарешеченным окошком возникло морщинистое лицо древней монахини-клариссы, и Леберехт спросил, не проводила ли здесь ночь проезжая монахиня.

— Нет, слава Господу! — злобно рявкнула старуха и захлопнула окошко.

Леберехт тщетно пытался найти объяснение столь странному поведению, тем более что он, как послушник-бенедиктинец, должен, без всякого сомнения, быть выше всяких подозрений. Теперь вся его надежда была на то, что Марта уедет в Регенсбург той же почтовой каретой. По крайней мере для себя он твердо решил, что покинет город лишь в сопровождении Марты.

Снедаемый беспокойством, Леберехт отправился вместе с Лютгером из Шотландского монастыря к Господскому рынку. Как объяснить Лютгеру, что ему надо задержаться здесь на пару дней? Он уже готов был открыть монаху правду, когда они вышли на большую площадь.

Там, где еще вчера веселились и плясали люди, теперь была совсем иная картина: между повозок рядами стояли мешки и тюки с товарами, в деревянных ящиках мерцало богемское стекло и гончарные изделия из Польши, на прилавках были выставлены гигантские корзины с душистыми пряностями с Востока, а между ними — овощи из сельских районов, расположенных вокруг Нюрнберга. Меж богато одетых негоциантов, одним хлопком в ладоши продававших целые возы, теснились многочисленные мелкие торговцы со своими двухколесными тачками, которые ожидали выгодных предложений.

В верхней части рынка, где находилась почтовая станция, суета была поменьше, и уже издали Леберехт заметил у ожидающего почтового фургона монахиню. Сердце его взволнованно забилось. Неужели Марте удалось это?

Заметил монахиню и брат Лютгер.

— Смотри-ка, друг мой, какое достойное общество для путешествия! — пошутил он.

Когда четверка разговорчивых купцов уже садилась в фургон, монахиня обернулась. Это была Марта. Она подошла к бенедиктинцу и послушнику и дружелюбно приветствовала их: