Тайна предтеч
Шрифт:
Босой отошел чуть в сторону от бездумно хлопающей глазами девчонки и ее оторопело застывшего на месте деда. Примерился, как удобнее будет бросать.
Лишь бы сработало, лишь бы не истлела та сила, что делала в свое время этот небольшой кусок металла смертельно опасным.
Перед тем как сделать последний прыжок, королева решила еще раз взвизгнуть, раскрыла пасть, тем самым обрекая себя на смерть. Босой метнул Последний Аргумент и отпрыгнул в сторону, ни на что не надеясь, лишь не желая сдаваться без сопротивления. Главкрыса метнулась
Босой успел подумать, что зря надеялся, и что Последний Аргумент не сработал, когда шея крысиной королевы взорвалась, опрокидывая навзничь ее вставшее на дыбы тело.
Несмотря на большой опыт охоты на чудищ, Босой никогда не сталкивался нос к носу с настоящими королями логовищ. Знал, что такие бывают, и даже видел разок, издалека, но чтобы так близко, да еще и вступить в бой, и победить… Хотя победой это было назвать сложно. Скорее — он просто не умер. Да и решительный удар нанес, откровенно говоря, не он сам, а Последний Аргумент — оружие из прошлого, незамысловато выглядящее, но весьма эффективное.
— Ну и воняет от тебя, — высокий девчачий голосок резанул откровенным пренебрежением. Только что спасенная ловчим девчонка откровенно издевалась, хотя и была, конечно, права. Выбравшийся из крысиного логова Босой представлял из себя то еще зрелище.
И все же маленькая стерва могла бы оказать своему спасителю побольше пиетета.
— Эй, ты там живой, вонючка? Ау! Есть кто дома? — девчонка об уважении и не думала. Она присела рядом и, брезгливо морщась, похлопала ловчего по щекам. — Я вообще-то тут одна, и мне страшно.
Босой повернул голову. С возрастом он не ошибся. Было ей лет двенадцать, может быть чуть меньше: свободная короткая стрижка, грубая кожаная куртка, из новых, старинная футболка, черная, с ядовито-зеленой размашистой надписью «I love NY», сложенной из букв, которые раньше называли иностранными. Теперь они были просто — «другими буквами», потому что хранить память, в какой стране каким пользовались алфавитом, стало незачем, да и некому.
Ткань футболки, по мнению Босого, была слишком тонкой, не спасающей ни от холодного ветра, ни от неосторожных мужских взглядов, тем более что тело девчонки уже начало приобретать женские черты. Еще немного, и ее назовут девушкой, а потом и женщиной, когда ее выберет кто-то из молодых женихов и позовет замуж. А тут такая легкомысленная футболка. Родственнику, сопровождавшему девчонку, стоило бы внимательнее относиться к ее внешнему виду.
Тело деда, который на поверку оказался не дедом, а мужчиной лет сорока, лежало, посеченное крысиными когтями чуть в стороне.
— Очнулся? — маленькая ручка снова запорхала перед глазами Босого, — Ты кто такой? Меня Зоя зовут. Будем знакомы.
Ни дать, ни взять, девочка от стресса тронулась умом. Ее родственник, не отец ли, погиб. Рядом огромная тварь с оторванной башкой, а она теребит незнакомого мужика, явно только что вылезшего из грязного вонючего крысиного
— Здравствуй, Зоя, — ничего лучше для разговора с выжившей из ума девчонкой Босой так и не придумал, — Как ты? Не задело?
— Неа. Я нормально. Только страшно.
— Не похожа ты на испуганную.
— У меня всегда так, — Зоя улыбалась как кукла, искусственно растянутой во весь рот улыбкой.
Плечи ее дрогнули, совершенно непритворно, и Босой поверил. В конце концов, лучше уж так, чем слушать истерические вопли, рев и нытье. И все же странная реакция на страх никак не объясняла полное равнодушие к гибели спутника. По-хорошему бы девчонке упасть ему на грудь и реветь, а она стоит и улыбается.
Босой кивнул на его тело.
— А он кто?
— Козел! — девчонка сделала движение, как будто хотела пнуть тело мужчины, не достала, но подходить ближе не стала. — Урод. Тварь. Скотина. Верблюжий харчок. Хмырь подзаборный. Крысиный выкидыш. Козел.
— Ты повторяешься, — прервал ее гневную тираду Босой.
— Да? — удивилась Зоя, — Обычно со мной такого не случается.
— Видимо, ты и вправду сильно испугалась. Тебе-то он кто?
— Мне? — глаза Зои удивленно расширились, — Он — мне?! А… Поняла. Ты про это. Кто он мне? А ты сам не догадываешься?
И она слегка приподняла подбородок, показывая, куда надо смотреть. На шее красовалась татуировка, которая делалась только в одном случае — когда человек признавался рабом. Татуировка была свежей. Очень свежей.
Взгляни Босой на ее шею сразу, любые вопросы бы отпали. Теперь же он чувствовал себя неловко. Рабство, по понятным причинам, он осуждал, и все же ситуация складывалась щекотливая. Татуировку не сведешь и не спрячешь, а значит первый же встреченный человек будет вправе поинтересоваться, владеет ли Босой этой рабыней, или нет. И если не владеет, то первый же встречный заберет ее с собой.
— А круто у нее башка взорвалась, да?! — Зоя, уже забыв о мертвом работорговце, посматривала в стороны королевы крыс, — Бабах! Тарабах!
— Круто, — согласился Босой, — целую гранату на нее, черт побери, потратил. Надеюсь, окупится.
— Что?! — глаза Зои снова расширились, на этот раз еще сильнее, хотя, казалось бы, куда дальше. — Так это она не сама?! Так это ты ее?! А я думала она это сама. Бабах. Тарабах.
— С чего бы ей самой?
— Ну, может, съела что не то. Или посмотрела на тебя и поняла, что лучше не жить, чем сожрать такую вонючку. А это ты ее? Серьезно? Вот это да! Да ты, получается, крутой!?
Некоторая время она смотрела на него, не отрываясь, и, наконец, выпалила:
— Слушай, если ты такой крутой, может поможешь мне, а? Серьезно, мне очень нужна помощь.
Босому не хотелось ни во что ввязываться. Да и какие проблемы могут быть у двенадцатилетней рабыни, кроме строгого хозяина? Тем более, что хозяин ее, судя по всему, теперь Босой собственной персоной. И все же он спросил, на всякий случай, просто из вежливости:
— А чего тебе надо-то?
— Я хочу, чтобы ты помог мне отомстить за отца.