Тайна раджи
Шрифт:
Брахман долго сидел на берегу в полном одиночестве и размышлял. Он проникся безграничным уважением к Ракшасу после того, как узнал его ответ Шакалаяну. Чанакья ценил в министре прежде всего преданность и верность монарху и верил, что неудача пойдет на пользу Ракшасу, что он избавится от излишней самоуверенности и надменности по отношению к окружающим. А высокомерие, по мнению Чанакьи, было не последней причиной поражения министра. В молодом же Чандрагупте Чанакья видел большой талант правителя и был уверен, что тот добьется успеха. Но для этого колесницу государства нужно было двинуть вперед,
«Цель моей жизни будет достигнута, — сказал себе брахман, — если я услышу клики, возвещающие победу Чандрагупты».
Чанакья решительно поднялся и направился во дворец Чандрагупты. После продолжительного разговора с юным раджей брахман покинул дворец в сопровождении какого-то молодого человека, судя по всему — своего ученика.
ПЛАН УДАЛСЯ
Ракшас сидел в глубокой задумчивости.
«Счастье изменило роду Нандов в тот день, когда Дханананд вошел в дом Мурадеви, — говорил себе министр. — И самая большая ошибка состояла в том, что эту женщину освободили вместе со всеми, когда принц Сумалья стал молодым царем. Но что случилось, то случилось. А дальше? Выступят ли теперь греки? До сих пор они не могли даже приблизиться к нашим границам. Одержать победу над Малаякетом, если тот нападет на Магадху при поддержке Селевка Никатора, будет трудно. Не то чтобы не нашлось для этого солдат, — их достаточно. Но неизвестно, справится ли Бхагураян один».
Ракшас страдал от собственного бессилия при мысли, что на Магадху надвигается несчастье. Он не видел выхода. О том, чтобы признать Чандрагупту раджой и помочь ему, министр и думать не хотел. А поддерживать Малаякета означало бы своими руками отдать страну грекам. Оставалось только выжидать. Но такой человек, как Ракшас, не мог бездействовать. Это противоречило его природе. От невеселых мыслей на душе у министра было очень неспокойно.
Вошел слуга и сказал, что министра хотят видеть два незнакомых человека.
— Кто такие? — спросил Ракшас.
— Какой-то брахман, а с ним еще один человек, — ответил слуга.
Ракшас пытался догадаться, кто бы это мог быть, и приказал впустить пришедших. Слуга ввел брахмана; за ним на некотором расстоянии шел, судя по виду, еще совсем молодой человек, лицо которого было закрыто покрывалом. Должно быть, брахман взял с собой ученика. Ракшас поднялся навстречу вошедшему и попросил его сесть. Юноша расстелил шкуру антилопы, брахман сел и сделал ему знак удалиться. Ученик вышел. У пришедшего была очень внушительная наружность. Ракшас сначала подумал, что к нему пришел сам Чанакья, ибо примерно знал, как тот выглядит, но тут же отбросил эту мысль, решив, что брахману приходить сюда незачем. Министр снова почтительно приветствовал своего гостя.
— Чем могу служить вам, достойнейший? — с поклоном проговорил Ракшас. — Что привело вас ко мне?
— Министр… — начал брахман.
— Я теперь не министр, почтенный, — перебил его Ракшас. — Вы, наверное, слышали, что произошло здесь в последние дни. Зачем же называть меня так?
— Зачем? Разве то, что случилось, лишило тебя звания первого министра? Для меня ты министр. И я так тебя и буду называть.
Брахман умолк. Его
— Министр, обо мне идет слава как о коварном и лживом человеке. Меня, я знаю, называют Каутильей, то есть Лжецом. Но скажу тебе: чего можно достичь только обманом, того и надо добиваться обманом, а что может быть достигнуто честным путем, того следует добиваться честным путем, — таково мое правило. Для того чтобы ты был на нашей стороне, есть только одно средство — честность. Магадха не сможет обойтись без тебя. Стране нужен такой человек, как ты. Иначе звезда Магадхи может закатиться. Вот за этим я и пришел к тебе.
Теперь Ракшас понял, кто перед ним, и сразу же захотел встать и выгнать Чанакью.
«Но ведь он гость, — остановил он себя, — а гостю следует оказывать гостеприимство».
И Ракшас, не говоря ни слова, продолжал смотреть на брахмана.
— Министр, — продолжал Чанакья, — я пришел честно поговорить с тобой. Я уничтожил Нандов потому, что они опозорили меня. Ты предан им, но теперь свою верность отдай Чандрагупте. Твою преданность он сумеет обратить на благо Магадхи.
Слова Чанакьи заставили Ракшаса нахмуриться.
— Так, значит, — сказал он, — ты и есть Чанакья? Тот самый, который уничтожил царский род и посадил на трон сына охотника! Человек, который всегда поступает нечестно и прибегает к честности лишь от случая к случаю. Такая честность — часть того же коварства. Зачем ты говоришь о моей преданности? Ты пришел сказать мне, что я пожинаю плоды своей недальновидности? Да, это так. Но я не настолько глуп, чтобы поверить, будто ты хочешь предложить мне от чистого сердца снова стать министром. Я понимаю, почему ты здесь. Тебе хочется посмеяться надо мной и рассказать, как удалось меня провести. Но то удовольствие, Чанакья, которое ты испытал бы от своего рассказа, будет еще больше, если я сам расскажу, как все произошло. Так вот, в моем доме ты сделал своей шпионкой ту женщину, которая должна была следить за Мурадеви. С ее помощью ты заставил Хираньягупту изменить мне, а из-за него…
Тут Чанакья перебил Ракшаса.
— К чему ты, министр, все это говоришь? Я пришел совсем для другого.
— Так сообщи, зачем ты взял на себя такой труд? — насмешливо спросил Ракшас.
— Затем, чтобы ты стал министром Чандрагупты и чтобы в Магадхе все было по-прежнему — нет, лучше, чем прежде.
— Значит, ты пришел добиваться того, чего никогда не будет.
— Но почему? Почему этого никогда не будет?
— Сделать изменником Хираньягупту и сделать предателем меня — это разные вещи.
— Согласен. Но я не хочу, чтобы Магадха попала в руки греков. А они готовятся к нападению.
— Те, в чьих руках Магадха находится сейчас, могут позаботиться о ней.
— Могут или нет — речь не об этом. Я пришел к тебе потому, что они надеются на твою помощь.
— Я поклялся в верности Нандам.
— Ты не хочешь служить Магадхе и Паталипутре?
— Не хочу!
— Нет, ты никогда не поступишь так. Кто поверит, что ты сейчас говоришь правду?
— А отчего бы не поверить? Или есть какая-нибудь особая причина?