Тайна серебряного зеркала
Шрифт:
– Да уж, похоже, ты действительно чувствуешь себя как дома, – выдохнул он.
Смит спокойно сел, опустил свои часы на стол, вытащил револьвер, взвел его и положил себе на колени. Затем он достал нож для ампутаций из своего внутреннего кармана и бросил его перед Беллингемом.
– Теперь, – сказал он, – принимайся за дело и расчлени мумию.
– Ох, правда? – произнес Беллингем презрительно.
– Да, правда. Говорят, по закону тебе предъявить нечего. Но я знаю закон, который это исправит. Если в течение пяти минут ты не примешься за дело, то, клянусь Богом, создавшим меня,
– Ты убьешь меня?
Беллингем приподнялся; его лицо побагровело.
– Да.
– С какой целью?
– Чтобы положить конец твоим козням. Минута уже прошла.
– Но что я сделал?
– Мы оба знаем что.
– Это просто запугивание.
– Две минуты.
– Но ты должен объяснить причины. Ты безумец, опасный безумец. Почему я должен уничтожать свою собственность? Это ценная мумия.
– Ты должен расчленить ее и сжечь.
– Я этого не сделаю.
– Четыре минуты прошли.
Взяв револьвер в руки, Смит с неумолимым выражением взглянул на Беллингема. Провернув барабан, он поднял руку, державшую револьвер; палец студента-медика играл спусковым крючком.
– Ладно! Ладно! Я сделаю это! – закричал Беллингем.
В дикой спешке он схватил нож и начал рубить мумию, постоянно оглядываясь на дуло револьвера своего ужасного гостя. При каждом ударе острого лезвия тварь трещала и щелкала; от нее поднималась густая желтая пыль. На пол подобно снегу сыпались специи и высушенные эссенции. Внезапно с душераздирающим треском хребет мумии разлетелся на осколки и она упала на пол бурой кучей костей.
– Теперь в огонь! – велел Смит.
С ревом взвившись вверх, огонь охватил останки, сухие, как опилки. Маленькая комната стала подобна кочегарке парохода; по лицам двух мужчин струился пот; один, сутулясь, работал; другой сидел, глядя на него с каменным лицом. От огня вился густой жирный дым; в воздухе разливался тяжелый запах плавившейся древесной смолы и сгоравших волос. Через четверть часа от лота № 249 осталась лишь кучка хрупких угольков.
– Возможно, это тебя удовлетворит, – прорычал Беллингем, оглянувшись на своего мучителя; в его маленьких серых глазках читались ненависть и страх.
– Нет, мне нужно, чтобы ты избавился от всех своих материалов. Дьявольским трюкам должен быть положен конец. Все листья – туда же! Они могут иметь к этому какое-то отношение.
– А теперь что? – спросил Беллингем, когда листья тоже отправились в огонь.
– Теперь свиток папируса, который был на твоем столе в ту ночь. Полагаю, он вон в том ящике.
– Нет, нет! – вскричал Беллингем. – Не жги его! Приятель, ты даже не знаешь, что делаешь. Он уникален, он содержит мудрость, которую нигде больше не найти.
– Довольно!
– Но послушай, Смит, ты не можешь говорить всерьез. Я поделюсь знанием с тобой. Научу тебя всему, что в нем написано. Или погоди, позволь мне просто переписать его, прежде чем ты его сожжешь!
Смит шагнул вперед и повернул ключ в ящике. Достав желтый свиток, он швырнул его в огонь и придавил каблуком. С криком Беллингем схватил его за сапог, однако Смит отшвырнул толстяка и не убирал ногу с папируса, пока тот не превратился в серый пепел.
– Теперь,
Так Аберкромби Смит описывал исключительные события, произошедшие в Старом колледже Оксфорда весной 1884-го. А поскольку Беллингем покинул университет сразу после этого – последним его известным местонахождением был Судан, – опровергнуть заявления Смита некому. Впрочем, человеческие знания столь невелики, а природа столь загадочна, что вряд ли можно провести четкую границу, которую неспособны будут переступить те, кто слышит зов тьмы.
Большой эксперимент в Кайнплаце
Из всех наук, что озадачивали детей человеческих, ни одна не влекла профессора фон Баумгартена так, как те, что связаны с психологией и таинственными отношениями разума с материей. Прославленный анатом, искушенный химик и один из первых психологов в Европе, он с чувством облегчения отстранился от этих областей, чтобы пустить свои разносторонние знания на изучение души и таинственных взаимодействий мира духов. В первое время, когда он еще молодым человеком начал погружаться в секреты гипноза, его разум, казалось, блуждал среди причудливых земель, где повсюду были хаос и тьма, не считая необъяснимых и никак друг с другом не связанных фактов, всплывавших то тут, то там. Однако годы шли, и запас знаний достойного профессора возрастал, ведь одни знания порождают другие так же, как деньги порождают проценты; то, что поначалу казалось странным и непостижимым, постепенно становилось в его глазах чем-то другим. Он познал иные формы логики и стал видеть связи там, где раньше все было непонятным и ошеломляющим.
Путем экспериментов, растянувшихся на двадцать лет, профессор получил фактологическую базу, необходимую для реализации его амбиций касательно построения новой точной науки, которая объединит в себе гипноз, спиритизм, а также все связанные с ними вопросы. В этом ему очень помогало его глубочайшее знание тех наиболее сложных областей физиологии животных, которые касаются функционирования нервной системы и работы мозга: Алексис фон Баумгартен был императорским профессором физиологии Кайнплацского университета и располагал всеми лабораторными ресурсами, в которых нуждался для проведения своих глубоких исследований.
Профессор фон Баумгартен был высоким и худощавым, с резкими чертами лица и стальными серыми глазами, чрезвычайно ясными и проницательными. Постоянные размышления оставили на его лбу глубокие морщины и изогнули его густые брови так, что он, казалось, все время хмурился; это часто создавало у людей неверное впечатление о его характере, ведь, несмотря на свою строгость, он был человеком мягкосердечным. Студенты очень его любили и неизменно собирались вокруг него после лекций, с удовольствием слушая его странные теории. Часто он предлагал желающим из их числа поучаствовать в каком-нибудь эксперименте, в результате чего среди студентов практически не было тех, кто рано или поздно не был бы погружен профессором в гипнотический транс.