Тайна Северного креста
Шрифт:
Народ на трибунах затих, и сражение началось. Оба рыцаря были мужчины высокие и сильные, оба молоды. Однако бургундец был опытнее на ристалище, и это сразу стало понятно всем. Польский рыцарь был могуч, широкоплеч и крепко стоял на мощных, как молодые дубки, ногах. Но длинноногий, изящный бургундец упорно наседал на него, нанося удары огромной силы. От ответных ударов легко уходил, чуть отступая в сторону и делая едва заметный поворот туловищем. А достигшие цели удары смягчал, оттягивая на себя щит. Такой техники польские рыцари не знали.
Ожесточенная схватка длилась уже довольно
– Пощади, – прошептал он в лицо склонившемуся над ним противнику, – пощади, я был неправ.
И тут как эхо разнесся над трибунами звонкий девичий голос:
– Пощади, пощади его, рыцарь.
Де Клер, не отпуская противника, поднял голову и с удивлением увидел вставшую во весь рост на трибуне высокую и стройную, как березка, девушку, отчаянно устремившую к нему дрожащие руки. Он перевел взгляд на короля. Владислав Ягелло сидел хмурый, поражение польского рыцаря явно пришлось ему не по душе. Но он взглянул на чужеземца спокойно и кивнул. Тогда бургундец легко поднялся на ноги и протянул руку своему поверженному противнику, помогая ему встать. Затем повернулся лицом к трибунам и громко сказал:
– Желание дамы для меня закон. Его жизнь теперь принадлежит вам, прекрасная панна. Он – ваш.
А на душе скребли кошки, поскольку эту панночку рыцарь хорошо знал и не раз любовался ее синими глазами и золотыми косами. Он даже мечтал, что когда-нибудь назовет ее, Ясенку, дочь польского шляхтича, своей. А она, оказывается, болела душой за молодого поляка.
– Моя жизнь, рыцарь, отныне принадлежит тебе, – возразил Янек из Збыховца, – я проиграл, а ты сохранил мне жизнь, и я готов теперь отдать ее за тебя. А панна та чужая мне, ей не нужны ни моя жизнь, ни мой меч.
На душе у рыцаря потеплело. Он бросил взгляд на все еще бледную прекрасную панночку, улыбнулся ей и повернулся к шляхтичу.
– Пусть будет так, рыцарь, – сказал тихо. – Ты хорошо дрался, но я отстоял честь своего герцога и больше зла на тебя не держу.
И они разошлись с поля битвы в разные стороны под громкие приветственные крики. Навстречу им бросились оруженосцы, каждый из которых болел душой за своего рыцаря.
А вечером, когда в королевском замке был дан пир по случаю такого красивого поединка с благополучным завершением, Раймонд де Клер улучил момент поговорить с прекрасной Ясенкой.
– Довольны ли вы, милостивая панна, что я сохранил жизнь дорогому вам шляхтичу? Он теперь ваш, – сказал, а глаза пытливо заглядывали в милое лицо, отыскивая признаки смущения.
Но синие очи смотрели ясно.
– Я не знаю этого молодого рыцаря, никогда раньше его не видела.
– Зачем же заступились за него, зачем спасли ему жизнь?
И тут на прекрасном лице появилось смущение, щеки заалели, как маков цвет. Ясенка на мгновение опустила глаза, но сразу же подняла
– Если хотите знать, пан де Клер, я не могла допустить, чтобы вы обагрили свой меч кровью поляка. Наш король никогда не простил бы вам этого.
Сердце рыцаря дрогнуло от нахлынувшей радости:
– Так вы ради меня это сделали?
– Конечно, ради вас. Мне совсем не хочется, чтобы вы покинули наши края.
– И я могу теперь открыто назвать вас дамой моего сердца?
– Почту за честь, – улыбнулась Ясенка.
Взаимопонимание и мир установились между двумя влюбленными сердцами, и впереди лежал нелегкий, но все-таки возможный путь к дальнейшему сближению.
Все шло не так уж плохо, и даже пан Збышек из Ягелонца не стал возражать против того, что чужеземный вельможа уделяет внимание его дочери. Де Клер показал себя истинным рыцарем и пользовался уважением при королевском дворе.
Однако вскоре в дело вмешались крестоносцы. Мессир де Клер, прибывший из далекой Бургундии в замок Мариенбург, резиденцию магистра Тевтонского ордена, привез с собой письмо от своего родственника, графа фон Шелленбурга, большого поклонника крестового движения. Немцы были уверены, что прибывший вельможа целиком и полностью разделит их устремления в этих краях и поможет в борьбе с ненавистными поляками. А тот, вопреки ожиданиям, отправившись в Краков, стал своим человеком при королевском дворе и, как говаривали, открыто ухаживает за польской панночкой. Даже рыцаря польского пощадил ради ее красивых глаз. А мог бы убить, имел полное право после победы на ристалище. Такого простить было нельзя, и на тайном совете особо доверенных рыцарей ордена, людей высокого звания и положения, бургундскому рыцарю был вынесен смертный приговор. Двое незаметных орденских служителей под личиной странствующих монахов отправились к Краковскому двору и стали выжидать удобного случая, когда можно будет нанести удар, не подвергая опасности ни себя, ни орден.
Подходящий случай представился в разгаре лета, когда была объявлена большая охота на вепрей в огромном лесу под Олькушем. Множество рыцарей съехалось к месту охоты. Загонщики обложили зверя и начали гнать его на вооруженных самострелами и мечами рыцарей и простых охотников с рогатинами. Всем было весело. Собаки, не утихая, лаяли с подвизгиванием, рвались на зверя. А два незаметных монаха на неказистых с виду лошадях старались держаться как можно ближе к рыцарю де Клеру – в такой суматохе никто не поймет, что случилось с бургундцем. А коль и догадается потом, то поздно уже будет искать пропавших монахов.
Однако молодой Янек из Збыховца, человек бывалый в лесу и на охоте, заметил нечто странное. Присмотревшись внимательнее, он понял, что двое незнакомцев кружат возле рыцаря де Клера. Это показалось ему подозрительным. Оруженосец бургундца Жан, малый весьма азартный, как оказалось, был уже весь в ходе гона, оставив без внимания своего господина. Но Янек догнал и сумел остановить его коня, схватив за уздечку.
– Будь внимателен, Жан, – быстро произнес он, – твоему господину, похоже, угрожает опасность. Не отходи от него ни на шаг. Я тоже буду рядом.