Тайна Смоленского кладбища
Шрифт:
— Ну хорошо, Петр Иванович, спасибо. Распишитесь! — Ромашов подвинул показания. — Мы вас вызовем. До свидания, Петр Иванович.
Корф вышел из кабинета.
— Ну, теперь допросим дворника Шакирова. Он, наверное, заждался...
Через минуту в сопровождении милиционера в комнату вошел Шакиров.
— Ну, Селим Селимович, расскажите, что за обыск происходил сегодня ночью, на котором вы присутствовали, и как вы оказались при исполнении служебных обязанностей в пьяном виде?
— Меня посадили на стул и сказали, сиди и смотри, Шакиров. Вот я сидел и смотрел, мне капитан налил виноградной водки. Вот я сидел
— Не волнуйтесь, Шакиров, расскажите, что за капитан и что за начальник в кожаном пальто?
— Капитан был длинный, худой, волосы рыжие, очень злые глаза, второй тоже длинный в кожаном пальто, на цыгана похож, в перчатках кожаных.
— Обождите, Шакиров, — капитан снял трубку. — Дежурный, принесите пальто кожаное.
Дежурный внес в комнату кожаное пальто.
— Узнаете, Шакиров, пальто черного начальника?
— Да, да, — радостно закивал головой дворник, — это, это пальто!
— А где сам начальник?
— Начальника, Шакиров, нет. А пальто точно его?
— Точно, начальник, и дырочка на рукаве, — Шакиров ткнул пальцем в рукав.
— А на фотографии узнаешь начальника? — И капитан показал фотографию Култына.
— Он! Он! — утвердительно закивал головой Шакиров. — А где же он сам?
— Не увидишь ты больше этого начальника, Шакиров, застрелили его как бешеную собаку. Бандит он был. Ну, а рыжий капитан без перчаток был, и на руке у него наколка — красивая большая бабочка. Это помните? Заметили?
— Ох, не помню, вроде синяя. — Чувствовалось, что Шакиров устал с похмелья, от волнения, от допроса.
— Ладно, Шакиров, идите. Когда понадобитесь, — вызовем. Распишитесь о невыезде.
— Андрей Николаевич, — спросил Сорокин, — а что вы дворника так быстро отпустили. По-моему, он знает больше, чем сказал.
— Пока хватит, устал Шакиров, а вот рыжего бандюгу поискать нужно, тем более второго, Култына, в живых уже нет. Будем искать рыжего.
Тереху взяли в три часа ночи, взяли грамотно, он даже не успел выхватить из-под подушки вальтер. Его моментально скрутили и связали. И все произошло молча. Это потом уже завизжала Валька. Ее, рыбешку мелкую, пришли брать за какой-то пустяк, а тут такая акула попалась. Повезло оперативникам, крупно повезло.
Тереху и причитающую Валюху посадили в «воронок» и повезли в отделение милиции.
В то время Васильевский остров делился на два района: Васильевский и Свердловский. Так Тереха был арестован в Свердловском районе, и отвезли его в 15-е отделение, которое находилось в Свердловском районе.
Тереха решил играть несознанку, то есть прикинуться дурачком, не сознаваясь, кто он есть на самом деле. Ну а вальтер под подушкой — простая случайность, нашел, мол, за городом, а носил для защиты от бандитского нападения. Тереху до выяснения посадили в отдельную камеру, при обыске у него нашли дорогое колье с крестообразным расположением жемчужин и золотую цепочку от старинных часов с брелками.
И сидел Тереха в камере пока один и должен был дать ответ на три вопроса: Кто он? Откуда у него такое дорогое колье? Почему он спит с вальтером?
Тереха метался по камере, как тигр в клетке.
Утром в камеру привели задержанного — здоровенного
— Ой, что теперь будет! Ведь меня ни за что сграбастали...
— Ни за что не забирают, — наставительно сказал Тереха. — Власть у нас советская и, значит, справедливая. Как зовут тебя, теленок? За что замели?
— Да вот, товарищ-гражданин, говорят, я баржу украл, а зовут меня Миша Духов, шкипер-матрос я с «Ласточки», так мое судно называлось. Оставили меня на ночь дежурить, а я пошел к Марусе, ну и у нее задержался, а утром я пришел к причалу, а баржи нет. Я на завод, кричу: «Караул, баржу украли!»
Меня в первый отдел, а начальник говорит: «Или ты баржу увел, или соучастник этой кражи, пойдешь по указу 7/8 за хищение в особо крупных размерах», и вызвал милицию.
— Семь дробь восемь, Миша, дело серьезное. Если докажут, тут вышка или десять лет. Ну, ты, Миша, не унывай! Разберутся, может, срок скостят, а может, и отпустят. Как Утесов поет:
Ведь ты моряк, Миша, а это значит, что не страшны тебе ни горе, ни беда. Ведь ты моряк, Миша, моряк не плачет и не теряет бодрость духа никогда, —пропел Тереха, хотя на душе было муторно.
— А вы за что? — спросил Миша.
— Дело у меня, Миша, очень серьезное, колхозную корову проституткой обозвал.
— А что теперь?
— Шьют мне, Миша, статью пятьдесят восемь пункт десять — это антисоветская агитация, лет эдак десять, а то и более, — начал темнить Тереха.
Миша смотрел на него, раскрыв рот. Вот с какими людьми ему общаться приходится, с контрреволюционерами. А Тереху понесло. Он рассказал Мише много душещипательных историй, а потом сокамерники прилегли отдохнуть, рубашка у Терехи расстегнулась, и Миша увидел на груди Терехи татуировку необычайной красоты: церковь, ангелочки, Иисус Христос — целая картина. Миша был человек верующий, и ему вдруг захотелось иметь такую же божественную картину на груди. Когда Тереха проснулся, в коридоре КПЗ стояла тишина, был полдень, алкоголиков и хулиганов всех выпустили, и только слышались мерные шаги дежурного.
— Скажите, гражданин, — почтительно обратился к Терехе Михаил. — А это что у вас на груди нарисовано?
— Это, Миша, на меня святой дух снизошел, во сне эту картину нарисовал, так что теперь меня святой дух оберегает.
— Вот бы мне такую картину, — промямлил Миша.
Глаза у Терехи блеснули озорно.
— Знаешь, Мишка, я не святой дух, но такой рисунок сделать тебе смогу, тем более ты человек верующий и фамилия у тебя Духов...
Мишка обнажил грудь.
— Нет, Миша, чтоб никто не догадался, что ты святой, я тебе этот рисунок на спине сделаю, а бога ты всегда в груди носи, дело это праведное. Ну, божий человек, начнем! Через полчаса тушь была готова. Черная сажа — копоть от резиновой подошвы, еще кое-какие добавки и обыкновенная булавка.