Тайна Соколиного бора
Шрифт:
Днем мощный взрыв потряс землю. Мост вместе с проходившей в этот момент машиной с солдатами взлетел на воздух.
Но немцы не желали уходить с этой прямой, выгодной для передвижения дороги. Спешно вызванная команда саперов восстановила мост. Теперь он находился под усиленной охраной, и колонны снова двинулись по шоссе.
Неделю спустя Иван Павлович в открытом бою уничтожил охрану. Мост снова взлетел на воздух.
Путь по шоссе стал чересчур опасным для немцев, и они оставили его навсегда.
Иван Павлович радостно усмехнулся, потер руки и сказал:
— А теперь примемся
На ближайшую железную дорогу, где раньше действовала только одна группа партизан, теперь переключился весь отряд.
Двойная радость
Осень отступала. Она уже сделала свое: косыми тонкими лучами солнца вызолотила листья, обильными дождями обмыла их, тихими ночами и в морозные утра посеребрила каждый листочек, покрыв его нежными узорами инея. Потом, наигравшись вволю, буйными ветрами, как незримой рукой, сняла с деревьев багряное убранство и устлала им землю, словно пестрым ковром.
Лес стоял тихий, спокойный, задумчивый. Он будто стыдился своей наготы.
Приближалась зима. Она притаилась неподалеку, в глубоких оврагах, в темных лесах за Днепром, прячась до времени от солнца.
Ночами по небу плыл месяц. Небо было глубокое, бездонное, усыпанное мириадами мерцающих звезд. В лунном свете колкий иней на деревьях переливался и сверкал блеском дорогих сокровищ.
А утром поднималось солнце и, пренебрежительно усмехнувшись, уничтожало все сокровища месяца. Месяц бледнел, печально окутывался небесной синевой, потом медленно, украдкой пробирался за горизонт.
По небу иногда проплывали запоздавшие перистые облачка, останавливались на мгновение, чтобы полюбоваться собой в спокойной речке, прихорашивались и снова плыли.
В землянке было тепло и уютно. В последнее время в ней стало теснее: в углу лежала груда винтовок, гранат, патронов.
Ребята были уже не одни. Мишка связался со своим двоюродным братом Алешей в соседнем селе. У него тоже были товарищи. Мишка носил им листовки, они распространяли их. Но главное было не в этом. Возле села, в котором жил Алеша, во время наступления немцев шел жестокий бой. Много бойцов полегло в этом бою. Колхозники сами хоронили советских воинов, бережно клали в землю их боевое оружие. Все это заметили пытливые детские глаза. Теперь Алеша и его товарищи отыскивали это оружие и передавали Мишке, понимая, что ребята готовятся к большому делу.
Тимка не сразу привлек к делу Софийку. Она была на два года старше его. Сначала он не доверял сестре, таился от нее. Не из-за того, что она могла выдать его, а потому, что так у них повелось: всё делали друг другу наперекор. Но как-то мать увидела, что Тимка утром возвращается не с той стороны, где жил Мишка. Она подумала, что сын совсем и не ночевал у Мишки, и собиралась при случае спросить об этом Мишкину мать, а пока решила прибрать сына к рукам. Тимка страдал: нужно было действовать, а мать следила за ним, как за двухлетним, и велела никуда не уходить из дому. Тимка сидел грустный, перебирая сотни способов избавиться от материнской опеки, чтобы разбросать листовки и, главное, «насолить» Лукану.
Характер у Тимки был добрый и жалостливый. С состраданием
Тимка сидел мрачный.
Вечером, когда мать на минутку вышла из комнаты, к нему подсела Софийка и таинственно зашептала:
— Ты сегодня никуда не иди!
Тимка неприязненно посмотрел на сестру: чего, мол, тебе нужно?
А она еще горячее продолжала:
— Дай мне! Разбросаю еще лучше, чем ты.
— Что дать? — хмуро, с подозрением спросил Тимка.
— Да листовки же!
Тимка от испуга и удивления раскрыл рот.
— Думаешь, не знаю? От меня не спрячешь. Давай быстрее!
— Чепуху болтаешь! Ничего я не знаю, — насупился Тимка.
— Дурень! Думаешь, я меньше твоего ненавижу фашистов? Я бы их, гадов, руками… Все их ненавидят — и Галя и Марийка. Мы думаем идти в партизаны.
Тимка недоверчиво смотрел на Софийку. Наверное, шутит, как всегда, хочет показать себя…
Вошла мать. Софийка умолкла и, сделав равнодушное лицо, направилась в свой угол.
Тимка раздумывал. И в самом деле, почему только он имеет право бороться с врагом? Почему не все? И Софийка и мать? Вот было бы хорошо, если бы и мать! Вот Мишка — ведь доверил же он их тайну своему двоюродному брату. И Василий Иванович его похвалил. А Софийка — родная сестра. Хоть она всегда командовала, насмехалась, а все же он ее любил. И еще больше любил бы, если бы не важничала. Теперь он чувствовал свое превосходство над нею, потому что она не знала того, что знает Тимка, не делала того, что делал он.
Обдумал все, и стало совестно. Получалось так, что из-за мелкого самолюбия он отталкивал сестру от важного дела.
Когда мать снова вышла, он уже сам передал Софийке листовки, рассказал, как «насолить» старосте. Софийка дружелюбно кивнула ему, как равному и даже старшему. В эту ночь Тимка спал под родной крышей…
У Василька не было возможности ни распространять листовки, ни добывать оружие. Он все время находился в Соколином бору и даже домой показывался редко. Он истомился, ожидая партизан. Но их все не было. Однако Василек верил, что они придут. В село, как волны по воде, докатывались слухи о том, что где-то за Днепром партизаны разогнали полицию, в другом месте разбили обоз, подрывают машины на шоссе… Мальчик ждал.
Его группа выросла. Василек был доволен этим, но строго наказал Мишке и Тимке хранить тайну Соколиного бора…
Утром Мишка и Тимка пошли в Соколиный как будто за дровами. Матери против этого не возражали: надвигалась зима, а дров не было ни полена. Мальчики каждое утро охотно отправлялись за дровами, а вечером возвращались домой.
Василька они застали в землянке. Он уже давно проверил вентери, накормил лошадей и теперь сочинял листовку.
Листовки, оставленные партизанами, были разбросаны. Некоторое время ребята распространяли аккуратно переписанные от руки листовки с таким же текстом. Теперь Василек решил написать новую.