Тайна Соснового холма
Шрифт:
Хогана буквально сорвало с места, он сгрёб Арна, стал месить в дворовой пыли, пиная и колотя кулаками, вымещая злость, минутную слабость и замешательство. Бил, пока его не остановил отрезвляющий крик Висмунда, мечущегося рядом.
– Не надо, Хоган! Перестань! Пожалуйста!
Хоган резко отбросил со лба упавшие пряди волос, дёрнувшись всем телом, поймал Арна за шиворот и потащил по земле спиной вперёд. Висмунд, подобрав лук, спешил следом с предельным изумлением и испугом на лице.
Хоган забросил раба в подвал и задвинул засов.
– Три
– Хоган… – подал голос Висмунд.
– Заткнись! – Глянул тот исподлобья, испепеляя яростным взглядом, и мальчишка опустил голову, пряча глаза.
Глава 11
Ингигерда осторожно прикрыла дверь и остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте. Уши не улавливали ни звука. Жив ли он здесь ещё? Как Висмунд рассказал, так весь день сердце не на месте, еле-еле ночи дождалась.
– Арн? – тихо позвала она и шагнула вглубь подвала. – Арн, ты где? Арн…
А вдруг она опоздала? Вдруг тролли украли его? А может, он умер уже? А она всё боялась, что Хоган увидит, всё ночи ждала, не зная, глупая, что бежать надо было сразу. А теперь опоздала…
– Арн? – спросила в голос, не боясь, что её услышат.
В углу завозилось, и она, без страха, без сомнений, бросилась вперёд. Кровь прилила к щекам от волнения, чуть молоко не расплескала, сунула чашку на сундук с сушёной рыбой, рядом поставила масляную лампу.
– Арн? Миленький… – Упала на колени рядом, прижимала к себе, осторожно касаясь кончиками пальцев разбитого лица. И не могла своих слёз остановить, они щёки обжигали, на руки капали.
– Арн… Светлая Фригга, что он делает с тобой… Зачем? – Целовала осторожно нахмуренные брови, распухшую скулу, разбитые губы.
Арн дёрнулся, крутанулся в её руках, будто отстраняясь, шепнул:
– Зачем пришла?
– Я места себе не находила, в голову всё подряд лезет… Арн… – Она прижалась к нему, положила голову ему на плечо, подтягивая колени к груди. – Здесь холодно… Как ты тут? Я принесла тебе молока, здесь только рыба сухая, и сундуки закрытые…
– Зачем?
– Не ругайся на меня, – ответила Ингигерда тихо. – Тебе сильно больно? Чем я могу тебе помочь?
Она потянулась вперёд и подобрала уроненный на земляной пол плащ, раскинула его и набросила на них двоих. Опять прижалась к тёплому боку Арна, вдавилась щекой в его плечо.
– Ты замёрз? А есть хочешь? Тебе чего-нибудь давали?
Она щебетала негромко, а он сидел у стены и слушал, не отвечал почти, даже глаза поворачивать было больно и шевелиться не хотелось. А голос её, тихий, заботливый, светлый успокаивал. Никого в этом мире, кроме неё одной, у него не осталось. Одна живая душа. Только она и заботилась о нём. И он с горечью всем сердцем, всей душой понимал, что не остаться им вместе никогда, и любить её он не может, запретна она, их любовь. И Хоган прав, конечно же, и если убьёт, застав их вот так, вместе, тоже будет прав. Потому что здесь, на этом
– Что с нами будет? – спросил вдруг.
Ингигерда оторвала голову, вглядываясь в дрожащей темноте в его лицо, поджала губы, вернувшись с небес на землю.
– Любить мне никто не запретит! – шепнула в ответ.
– А отец? Отдаст тебя другому и не спросит… – Голос Арна был голосом здравого рассудка, но любовь ещё билась, пыталась спорить в душе Ингигерды.
– Я не пойду! – Ингигерда сбросила с себя плащ и резко села упрямо, чуть отстраняясь от него.
– Пойдёшь. Ещё как пойдёшь…
– Неправда! Ты меня ещё не знаешь! – Она вскочила на ноги, отряхнула землю и сор с платья, глядела сверху. – Может, это я тебе безразлична, и ты сможешь жениться на другой, а я… – она запнулась, помотав головой, вскинула подбородок. – Там молоко – выпьешь! Чашку спрячь где-нибудь. Плащ тебе…
Собиралась идти, скрывая раздражение, но помедлила, склонилась к его лицу, поправила плащ на плечах и у шеи… и осторожно поцеловала в разбитые губы. Глаза Арна расширились от изумления и одновременно от боли.
– Что делаешь? – Он выкрутился, дёрнув небритым подбородком.
– Ни одной другой тебя не отдам!
Ингигерда ушла. Арн долго-долго глядел куда-то в пространство, пока осознал, что губы его улыбаются, улыбаются сами собой. Вот глупец, тоже во всё это поверил?
* * *
Следующие два дня заточения Ингигерда не смогла больше прийти, а когда Арна выпустили, он пошатнулся от неожиданного яркого света, от пронзительной белизны, отразившейся в глазах. Чуть не упал от растерянности, аж рукой к двери подвала прислонился, глядя во все глаза.
Весь двор, крыши домов, построек – всё-всё покрыто было белым чистым снегом. Снег выпал! Мягкий, никем не тронутый, белыми шапками – на всём! Ветра нет, и весь мир словно застыл, охраняя на себе упавшую на него долю снега.
Арн потянул воздух носом, вдохнул всей грудью. Тепло. Чисто-чисто, и на дворе ещё никого, только следочки старого раба от дома, открывшего двери подвала. Раннее утро. Все ещё спали. Наступила зима, и снега много, и значит, зима будет хорошей.
– Хорошо… – прошептал и, встретив недоумённый взгляд старого раба, улыбнулся ему.
С этого дня всех рабов переселили в дом, в угол у кухни, выдали тёплые вещи. Зимой всё как-то по-другому, и на всё смотришь другими глазами. Будто все, замёрзшие вдруг, становятся ближе друг к другу, роднее. Гость ли забредёт, уставший охотник или выскочит из леса пугливый олень, ища защиты от злых волков у жилища человека. А сколько птиц, новых и разных, поселяются вдруг во дворе!
Да и жизнь самих людей становится немного другой, появляются новые заботы и интересы. Из кладовок вытаскиваются на свет лыжи, подбитые мехом полушубки и лохматые шапки. Начинаются охота, рыбная ловля на далёких лесных озёрах.