Тайна совещательной комнаты
Шрифт:
Но, присовокупив для убедительности статью про «преступное сообщество», следствие дало шанс выбирать между обычным судом и судом присяжных, адвокат настоял именно на этом, хотя это был первый прецедент рассмотрения присяжными экономического дела в отношении нового русского. Риск оправдался: две коллегии присяжных потом в один голос рассказывали мне о том, какое впечатление на них произвела демонстрация в суде фотографий особняка подсудимого (эта сцена вошла и в роман). Именно первая коллегия присяжных (ее старшиной была Мила, библиограф, которой, однако, случалось и иметь дело с таможней) сразу разобралась и в мнимом мошенничестве, и в том, что следствие пыталось выдать за контрабанду. При этом главным доводом между присяжными стало то, что весь импорт растаможивался точно так же.
Присяжные
Читатели, успевшие прочесть роман, узнали этот сюжет, в котором, правда, не было никакого убийства, денег партии и пиратских компакт-дисков, да и вообще все было немного или совсем не так. Но невыдуманная история присяжных заставила меня как-то по-другому ездить в метро. Если меня толкала какая-нибудь тетка в вагоне, я больше не вонзал ей в ответ локоть в бок, потому что это тоже могла быть моя присяжная.
Но эта история, оказывается, воодушевила не только меня. Прочтя заметку в «Новой», мне позвонил из Санкт-Петербурга режиссер Дмитрий Долинин, который первым увидел в ней почти готовый сценарий. Мне самому это в голову не приходило, хотя однажды пятнадцатью годами раньше мне случилось написать сценарий к кинофильму «Беспредел» — тоже, кстати, по очерку о бунте в колонии в 1988 году. А тут, в 2005-м новая власть подарила нам странные новогодние каникулы, водку я к тому времени уже не пил, вот я и подумал: а почему бы и нет?
Так, в одной из комнаток в музее-усадьбе «Поленово» в Тульской области, был недели за две написан сценарий, еще довольно близкий к подлинной истории этого суда. Может, он был и не так уж и плох, если бы над ним еще поработать, но Дмитрию Долинину под него денег не дали, и слава богу, потому что потом вышло лучше. Тут история делится надвое, дальше у романа и у «дела Поддубного» будет у каждого своя судьба, они потом вновь пересекутся только в самом победном конце.
Поддубного и Бабкова судила теперь вторая коллегия присяжных. Теперь и я, иногда вместе с кем-то из присяжных первой коллегии, тоже ходил в суд, было интересно, чем это кончится, а присяжные первой коллегии относились к подсудимым, как к родным. Новые присяжные сидели у себя на скамье с каменными и злыми лицами, ясно было, что сейчас они их засудят. Поэтому, когда в феврале 2005 года судья огласил единогласный оправдательный вердикт, в коридоре Мосгорсуда сразу же началось братание этих двух коллегий. Оказывается, вторые присяжные учли опыт первых, который они почерпнули из моих газетных заметок, и молчали в совещательной комнате как рыбы, а в зале строили злобные рожи, чтобы их раньше времени не раскусили. Они добились результата под руководством старшины Жени, бывшего прапорщика с Байконура (можно сказать, что это он в романе трансформировался в ветерана чеченской кампании майора Зябликова, между тем как ка-кие-то черты первой старшины Милы можно найти у Аллы, Сольфеджио).
Евгения Бабкова, второго подсудимого, освободили прямо в зале суда, Поддубный же остался сидеть, потому что после фактического развала «мошенничества» ему в СИЗО была подстроена драка со следователем, и он получил еще два года. Тем не менее в августе 2005-го срок за драку истекал. Но через неделю после оправдательного приговора по их большому делу адвокат Виктор Паршуткин, блестяще проведший первые два процесса по «делу Поддубного», допустил дорого обошедшийся всем, включая его самого, промах: он поддержал идею присяжных собраться в ресторане и обмыть победу. На этот банкет пришел и отпущенный на свободу Бабков, и сам Паршуткин, и автор этих строк: как будто бы ничего дурного во встрече и
В разгар праздника освободителей в ресторан под видом дизайнеров ворвались трое оперативников, которые засняли весь процесс. Вскоре кадры из этой хроники были опубликованы в «Московском комсомольце», где они иллюстрировали мысль журналиста Александра Хинштейна о том, что все присяжные — неграмотное быдло, безработные и «водопроводчики», которых к тому же можно очень дешево купить — вот же кадры из ресторана. Это была мысль даже не самого журналиста, а прокурора Марии Семененко, которая только что дважды проиграла это дело в суде (черты сходства прокурорши из романа с Семененко обнаружат его будущие критики, но это случайность). Семененко дала интервью и в передаче Андрея Караулова «Момент истины», где была показана видеозапись из ресторана с закадровым текстом про «водопроводчиков».
После этого присяжных обеих коллегий таскали в московскую городскую прокуратуру, старшину Женю, ославленного по телевизору, уволили с работы. Расспрашивали их о том, как обе коллегии якобы подкупил адвокат Паршуткин, против которого было возбуждено дело, и он скрылся от российского государства в Одессу. Я же подал заявление в Большое жюри Союза журналистов, и там, благодаря выступлениям присяжных Милы и Жени, нам удалось, в отличие от инстанций официального правосудия, победить хотя бы Караулова и Хинштейна (читатели романа, возможно, нашли какие-то черты этих журналистов у ведущего криминальной передачи Шкулева, но это, разумеется, совпадение).
Присяжных оставили в покое после того, как Верховный суд летом 2005 года отменил оправдательный вердикт второй коллегии. Поддубный, который через несколько дней должен был выйти на свободу, остался сидеть (всего он провел в тюрьме более пяти лет), а Бабкова, который к этому времени был на свободе уже около полугода и успел съездить к адвокату Паршуткину в Одессу, снова отправили в СИЗО. В Московском городском суде была набрана третья коллегия присяжных, я же попросил о защите Поддубного адвоката Карину Москаленко, которая, в свою очередь, привлекла Анну Ставицкую (на нее чем-то похожа адвокатесса из романа, но в романе она постарше).
Тем временем разные люди читали первый сценарий, написанный в январе, кому-то он даже нравился. Но писатель Александр Гельман посоветовал добавить динамики, усилить интригу и обязательно присобачить убийство, потому что раз там есть момент детектива, то куда же без убийства. Режиссер Вадим Абдрашитов вынес более суровый приговор: персонажи получились плоскими, и ему они неинтересны. Так оно и было.
Правительство опять подарило народу на Новый год две недели выходных. Я снова уехал в «Поленово» и сел переписывать сценарий. В нем появилось убийство и деньги партии — мне припомнилась история «Сиабеко-групп», о которой когда-то случилось писать в газетах, еще какие-то вещи стали всплывать кстати — оказывается, и выдумывать ничего не надо было. В какой-то момент я с изумлением и с некоторым страхом понял, что персонажи уже не плоские, они вдруг куда-то пошли сами собой. Может быть, этот момент и отделяет до сих пор малопонятный мне труд писателя от работы журналиста: журналист ограничен фактами, а писателю надо ограничивать себя, чтобы персонажи не утащили роман куда-то в сторону. На самом деле и журналистика, и литература суть два разных пути к постижению некоторой истины, но в выяснении истины состоит любой пытливый человеческий труд, например труд столяра, выстругивающего ее в табуретке (первым так подумал Платон, также упоминающийся в романе, но это неважно).
В январе 2006 года в моем ноутбуке был уже некий живой полуфабрикат романа, но надо было возвращаться к рутине газеты. Я ходил в Мосгорсуд, иногда с присяжными двух первых коллегий, чтобы посидеть на процессе Поддубного. Теперь на скамье были почти одни только женщины, вместо лиц у присяжных были просто маски, понятно было, что обвинение постаралось известными только ему способами внедрить туда несколько подставных. Третья коллегия вынесла оправдательный вердикт в марте 2006 года девятью голосами против трех: столько там, наверное, и было подставных.