Тайна Спящей Охотницы
Шрифт:
Когда Кит, отвернувшись от пекла, прослезился и справился с ослеплением, он увидел перед собой всплывший из-под пола постамент с… чем?! Со знакомым до боли дивайсом!
– Заводи пластинку сам, - была команда. – Ты уже умеешь.
Пластинка напомнила Киту о белке в колесе. Смириться, что ли, с ролью белки?
Принц Александр шагнул к соратнику по войне-борьбе со вселенским Злом, как всегда властно и крепко приобнял, дохнул в ноздри Кита ароматом бескрайних, завоеванных им в будущем прошлом просторов, пожелал помощи языческих богов - Зевса и почему-то Гермеса.
Кит
– Ставь пластинку. Нашего времени – уже совсем на донышке.
Кит поставил. Завел. Опустил иглу. Ту самую. Типа, волшебную. Выкованную одноногим прапрадедом… Все сделал без чувств, как отстойный киборг старой модели.
– А вот теперь Ангела-хранителя в дорожку - сказал дедушка Вольф. – С Богом! Хоть и не крещеный ты…
Обнимать внука и целовать его, отправляя далеко - в его родное неведомое, - он, как истинный немец, даже не собирался. Только перекрестил – на дорожку. Движение его могущественной руки, увиденное Никитой уже из тормозящего времени, было очень плавным, весомым, поистине торжественным – по-настоящему священным. Кит вдруг впервые в жизни подумал, что крестное знамение, оберегающее человеческую душу во Вселенной, таким и должно быть – грозно входящим в реальность не из времени, а из Вечности.
Он даже сказал «спасибо» деду. Но, наверно, поздно.
– Рад тебя видеть.
– Я тоже.
Кит огляделся. Пижонский, аристократический кабинет князя Георгия, он же капитанская каюта «Лебедя», выглядел безупречно. Все дорогие и изысканные штучки-дрючки – настольные бронзовые часы с императором Наполеоном при сабле и его конем под ним, бивень любимого мамонта и все такое - были на месте. Даже модель «Лебедя» в огромной стеклянной колбе - сверкала новизной.
– Как новенький, - заценил Кит.
– Кто бы знал, что маркшейдер Вольф раскается и станет нашим союзником, - признательно заметил князь Георгий.
Однако же князь сказал о дедушке Вольфе так, будто собственноручно проводил его вербовку. Сам он в своем новеньком мундире и немыслимой адмиральской фуражке с кокардой в виде лебедя, грациозно раскинувшего крылья, выглядел так, как и полагалось выглядеть славному адмиралу при Трафальгаре, Саламине, Синопе и прочих великих морских сражениях в Истории Человечества.
– Ага, - искренне согласился Кит.
– Он сказал, что удастся отправить тебя, минуя сороковые годы. Самую большую войну… При случае выскажи ему мое признание за вооружение. О таком я даже не мечтал.
– Дед знает, что делать.
– Кто?!
Кит спохватился. И ужаснулся.
– Мороз… - нашелся он. – Он же как Дед Мороз. Вот подарил тебе новенький геоскаф. На Новый Год.
Князь уже заводил пластинку на своем экземпляре граммофона времени. И от удивления весь замедлился, будто уже поддался трансформациям времени.
– Подарок соответствует перспективам нового, одна тысяча восемнадцатого года от Рождества Христова, - аристократически высокомерно, но все же искренне признал он. – По крайней мере, компенсирует…
Старая пластинка завертелась.
– Будь осторожен, Никита, - предупредил князь. – Эта ведьма идет по твоему следу. Но теперь у меня есть вооружение.
– Она – человек! – не сдержался Кит.
– У нее есть душа. И она… она тоже будет на нашей стороне.
– Милые сказки моей доброй сестрёнки, - величественно, как памятник великому полководцу, усмехнулся князь Георгий и опустил иглу. – С Богом, соратник! Я тебя прикрою.
Из замедленного времени Кит мог вглядываться в замиравшего по ту сторону реки времени князя, смотреть в его благородные глаза и с острой болью осознавать – вот перед ним стоит друг, готовый отдать за него жизнь, соратник, брат девчонки, которую он, Кит… да-да-да! И одновременно – в эту эпоху – главный враг! Личный враг. Практически кровник! Удивительная штука – жизнь!
Тьма! Дикий холод, мгновенно пробирающий до костей! Запах кислой, гниющей древесины, керосина и мазута.
Добро пожаловать в черную полынью восемнадцатого года!.. Свалить бы, выплыть отсюда поскорее.
– Слава Богу! Кит, заводи пластинку. Я тебя прикрою.
Голос княжны Лизы. Рядом. Во тьме. Но такой голос, от которого мерзнет не позвоночник, а само сердце.
– Лиза… - Взрываешься весь от одного имени. – Здравствуй хоть…
– Здравствуй, Киток!
Ничего себе, придумала нежности!
Порывистое, во тьме прошлого, пожатие руки, порывистый чмок в щеку… Дуновение уже родного старинного парфюма – какая-то княжеская, нежненькая роза-мимоза… Первая в жизни Кита вспышка ностальгии, которую он даже не заметил… Нет, надо здесь задержаться – растопить всю эту чертову тьму, растопить весь этот холод. Он же может, он на всё способен!
– Лиз…
– Милый! – Такое слово, а родной голос такой тревожный и нетерпеливый.
– Не стой столбом! Скорее заводи и убирайся отсюда! Они же выслеживают тебя. Они наверняка видели свечение контура. Сейчас, наверно, попрут на нас.
Такое дурацкое слово в устах княжны – «попрут».
– Кто попрёт? Да я их всех…
Пока она говорила, Кит сориентировался в обстановке, хотя еще не успел привыкнуть к мраку и не видел ни зги.
Здесь, несомненно, был тот самый сарай на той самой почерневшей от былых времен даче, где их с князем уже один раз позорно накрыли. Не могли найти места побезопасней!.. Значит, не могли – технология не позволяла: анфилада времени проходила через те же точки прибытия.
Ночь… Зимняя ночь – возможно и наверняка как раз после того яркого зимнего дня… та самая ночь, когда его собирались утопить в черной полынье… только чуть позже чудесного спасения… после того, как его коммуникатор чудесным образом помог им с князем удрать с Софийской набережной в Москве… Секундой позже.
Кит невольно схватился за карман на груди, как за сердце, – коммуникатор был на месте.
Снаружи послышался злобный, напирающий на душу хруст снега.
Порыв воздуха, дуновение духов…