Тайна старого Радуля
Шрифт:
Федор Федорович выпрямился, строго поглядел на всех снизу вверх.
– Я видел. Я убедился. Там два черепа и остатки истлевшей одежды, – очень решительно сказал он. – А вам видеть незачем. Пусть в вашем представлении витязь и его жена останутся такими прекрасными, как здесь. – Он показал на белокаменную крышку.
Все четверо вылезли из могилы.
– Граждане, успокойтесь. Доверяем ученому. Я тоже не видел. – Такими словами Иван Никитич разом утихомирил всех недовольных.
Федор Федорович стал с ним договариваться, в какое время удобнее приехать в ближайшие дни на грузовой
– Согласен, каменный гроб – ценность историческая, необыкновенная, – обратился к нему Иван Никитич. – Увозите гроб. Но от имени всех жителей Радуля прошу вас: прах основателей нашего села оставьте, пожалуйста. Мы их тут похороним. – Он говорил горячо, не скрывая своего волнения.
Подумав немного, Федор Федорович обещал доложить начальству; он не сомневался, что просьба жителей Радуля будет уважена. С этими словами он приподнял свою соломенную шляпу и распрощался со всеми.
Толпа начала расходиться, как вдали показалась легковая машина, подъезжавшая к селу. Самые востроглазые ребятишки определили, что это такси «Волга».
В этом не было ничего удивительного – жители Радуля нередко прикатывали из города на такси. Георгий Николаевич решил, что, может быть, прибыл к нему с вокзала очередной московский гость.
Он заторопился навстречу машине и тут увидел, что она повернула не в село, а к толпе.
– Петр Владимирович! – завопили глазастые питомцы Георгия Николаевича, впрочем, с этого момента его бывшие питомцы.
Вся синяя ватага с ликующими криками «Ура-а!» помчалась, перегоняя друг друга.
Машина остановилась, и Петр Владимирович вылез. Широкая и светлая улыбка сияла на его лице. И сам он был громадный, широкоплечий, эдакий увесистый – настоящий древнерусский богатырь.
Девочки – с каждой стороны по три, – визжа и хохоча, повисли на руках и плечах своего любимого воспитателя. Мальчики с ликующими криками запрыгали вокруг. Все они радовались так самозабвенно, так искренне, словно никакой тайны старого Радуля не было обнаружено час назад.
– Он же после операции! Нельзя так бешено! – закричал Георгий Николаевич, подбегая к живому ребячьему клубку.
Петр Владимирович каким-то чудом просунул свою левую руку между облепившими его девочками и поздоровался с ним этой левой рукой, а была его ладонь не меньше, чем у Ильи Муромца, то есть у Ильи Михайловича. Что-то он говорил, что-то кричал, кажется «спасибо», но сквозь невероятный гвалт Георгий Николаевич ничего не слышал.
Подошел Иван Никитич.
– Доброго здоровьица! Приходите к нам в правление. Вам аванс выписан. Также две сотни яиц получите, – говорил он.
– Ого-го! – завопили награжденные.
– Девочки, отметайтесь, отметайтесь! Мне по делу надо толковать! – силился вырваться от них Петр Владимирович.
– На обширных площадях ваша бригада кустарник пожгла… – продолжал Иван Никитич. – А еще долго у нас пробыть намерены?
– Да с недельку еще поработаем. Разрешите, лучше я к вам вечерком зайду. Видите, что со мной делают! – с сияющей, широченной улыбкой говорил
Стиснутый толпой синих радостных бесенят, он двинулся по улице села. Сквозь визги, смех и галдеж слышалось:
– Мы теперь так здорово работаем! – говорил Игорь.
– Мы русской историей увлекаемся! – говорил Миша.
– Нам нужно столько вам рассказать! – говорила Галя – бывшая начальница.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Все следующие дни по утрам ребята во главе с Петром Владимировичем, на зависть радульских мальчишек, перебирались через Клязьму половецким способом. На заклязьминской пойме со своим обычным рвением они жгли грандиозные костры под неумолчный гул бульдозера Алеши Поповича, а после обеда играли в футбол и в волейбол, купались, собирали гербарий, ловили бабочек для коллекции.
Георгий Николаевич спускался к ним по вечерам и о чем-нибудь им рассказывал из русской истории. А вот археологией они больше не занимались. Слишком много сил и напряженной энергии было ими потрачено на поиски, и остыл их изыскательский порыв.
За работу в колхозе они получили столько денег, что решили продлить свой поход еще на неделю.
Наконец настал день расставания. К дому Георгия Николаевича пришли чуть ли не все жители Радуля. Юные туристы выстроились в одну шеренгу. Иван Никитич произнес торжественную речь и вручил Игорю выписку из приказа правления колхоза, в которой было много хороших слов благодарности – «за самоотверженный труд», «за пользу колхозу», «за раскрытие тайны старого Радуля».
Когда Иван Никитич кончил свою речь, ребята по команде Игоря вскинули на плечи рюкзаки. Теперь у всех – у мальчиков и у девочек – они были туго набиты, а рюкзак Петра Владимировича, наоборот, выглядел совсем тощим.
– До сви-да-ни-я! – проскандировали юные туристы. Петр Владимирович подошел к Георгию Николаевичу и крепко пожал ему руку.
– Еще раз огромное вам спасибо! Вы так много времени отдали моим пострелятам, моим московским незнайкам. Им так было интересно с вами! Вы научили их любить прошлое нашей Родины.
– Ну, не только прошлое, но и настоящее, – возразил Георгий Николаевич.
Вдруг из строя неожиданно выскочили Галя-кудрявая и Алла-медсестра. Обе они – худышка и толстушка, беленькая и черненькая – подбежали к Георгию Николаевичу, поднялись на цыпочках, обняли его голову, поцеловали в обе щеки. Потом расцеловались с Настасьей Петровной и с Машунькой и вприпрыжку вернулись в строй.
– Ой, нарушение дисциплины! – послышался негромкий возглас Гали – бывшей начальницы.
Игорь дернулся было вперед, хотел сделать замечание, но вовремя удержался.
– Отряд, шагом марш! – скомандовал он.
И ребята пошли цепочкой, один за другим, согнутые под тяжестью рюкзаков – все в синих, плотно обтягивающих фигуры спортивных костюмах. Командир отряда толстяк Игорь гордо шел впереди направляющим, физрук Миша двигался последним – замыкающим, Петр Владимирович, широкоплечий, огромный, печатал шаг сбоку шеренги. Один Миша оглянулся на ходу. Он мигнул Георгию Николаевичу своим черным озорным глазом, улыбнулся, показав два ряда белых зубов и зашагал дальше.