Тайна старой монеты

Вальдман Вильям Михайлович

— Добрый день, Анна Федоровна, Зарецкий беспокоит.

— Здравствуйте, Александр Васильевич, — натянуто поздоровалась Охотникова.

— Анна Федоровна, чтобы быть предельно кратким, прошу внимательно прослушать мой разговор с Олегом. Думаю, вам все тотчас же станет ясно. — Он включил магнитофон, а когда воспроизведение записи закончилось, спросил:

— Может, повторить? Возможно, вы не все уловили...

— Не надо. Не понимаю только, чего вы добиваетесь?

— Ах, вы не понимаете! Что же, постараюсь объяснить. Ваш сын по неизвестным пока для меня причинам оговорил Андрея в совершении преступления. Так вот, если в течение суток вы не убедите его пойти к следователю и сказать всю правду, я представлю следствию эту запись, и Олег будет привлечен

к ответственности за оговор и лжесвидетельство. Выбирайте, какой вариант вам больше подходит. Поверьте, я не желаю Олегу зла и по-прежнему питаю к нему добрые чувства, как к другу Андрея.

Не дожидаясь ответа, Александр Васильевич положил трубку и устало опустился в кресло.

Хамидов ошибался, считая порученное Арслану дело об избиении Охотникова мелочевкой. Ознакомившись с делом, допросив потерпевшего и подозреваемого, а главное — увидев их воочию, Туйчиев понял, что виновность Андрея Зарецкого в нанесении побоев Олегу Охотникову только кажется очевидной.

— Придется тебе, Коля, подключиться к этому делу. Нужна твоя помощь, — попросил Арслан Соснина.

— Ага! — радостно воскликнул Соснин. — Значит, признаешь, что без нашего брата, уголовного розыска, вы — так себе. А то — кто расследовал дело? Следователь. Молодец следователь. И все лавры ему.

— Положим, лавры и следователю нечасто достаются. Во всяком случае, делим их пополам. За дело Трегубова-то позавчера с тобой по транзистору на равных получили.

— Э-э, — махнул рукой Николай, — я это не считаю за лавры.

— Почему? — удивился Туйчиев.

— Возьмешь в руки мой транзистор — и что тебе станет ясно? Как он у меня оказался? Премирован или сам купил?

— Что верно, то верно, — понял Арслан и улыбнулся. — Придется у гравера за свой счет надпись сделать: «Инспектору Соснину за добросовестную службу».

— Шутки шутками, а согласись: обидно. Конечно, это мелочь, но разве не из них складывается вся наша жизнь? — грустно сказал Соснин.

— Ладно, Коля, жаль, что за это дело, — Арслан похлопал лежавшую на столе тонкую папку, — премии нам не светят, а то...

— Чего уж там, — перебил его Соснин, — давай вводи в курс.

— Изволь. Четверо молодых людей — двое юношей и две девушки решили сходить в ресторан. Просто так. Или, вернее, по случаю получения стипендии. Олег и Андрей — так зовут ребят — дружат с первого класса. Нина Плотникова, работница книжного магазина, учится, как и Андрей, в университете, только он на дневном, а она на вечернем отделении исторического факультета. Тамара Суровцева учится вместе с Олегом в политехническом. Итак, пришли они в ресторан, сели за столик, сделали заказ. Выпили, закусили, потанцевали. Было хорошо, весело. Примерно в начале десятого Олег предложил Андрею выйти, и они, извинившись перед девушками, вышли из зала. Олег шел впереди, за ним Андрей. Не прошло и десяти минут, как во дворе ресторана, что примыкает к парку, послышался шум, крик. Короче, проходивший милицейский патруль застал такую сцену: на земле лежал избитый Олег, а около него на коленях стоял Андрей и держал Олега за плечи. У патруля создалось впечатление, что Андрей прижимает Олега к земле и не дает ему встать. Один из патрульных — сержант Кучкаров — объяснил, что на его вопрос о случившемся Олег показал на Андрея: «Он меня избил». Судебно-медицинская экспертиза установила менее тяжкие телесные повреждения.

Арслан помолчал, достал сигарету, закурил и, полистав лежащее перед ним дело, сказал:

— Вот тут-то и начинается непонятное.

— Что же здесь неясного? — развел руками Соснин. — Один избил другого. Только вот за что? Каков был повод для драки?

— Повод? — переспросил Туйчиев. — Не было повода. Хотя Олег заявил, что вызвал Андрея поговорить с ним, так как тот слишком вольно вел себя с его девушкой, но Тамара и Нина, да и сам Андрей категорически отрицают это. Вот тебе первая неясность. Вторая: по сравнению с Олегом, Андрей — пигмей. Крупный, здоровый, косая сажень в плечах, первый разряд по боксу — вот краткая характеристика

Олега. Андрей — хилый, щуплый, по состоянию здоровья от занятий по физкультуре освобожден. И вот такой слабак повергает наземь спортсмена и наносит ему менее тяжкие телесные повреждения. Не странно ли?

— Быть может, Олег был сильно пьян?

— Он, кстати, так и заявил, но девушки показали, что Олег с Андреем выпили двести граммов коньяку. Теперь третья. У Андрея нет никаких повреждений, если не считать, что в нескольких местах на одежде имеются пятна крови. Их происхождение он объяснил тем, что испачкался, когда нагнулся к Олегу помочь ему подняться.

— Стало быть, он отрицает избиение Олега?

— Категорически.

— Как же он объясняет случившееся?

— Когда Олег позвал его, он пошел следом за ним. Когда они шли по коридору, ведущему во двор, у него развязались шнурки на туфлях. Он остановился и присел на корточки, чтобы завязать их, а когда поднялся, услышал крик и шум со двора. Он бросился туда, увидел лежащего Олега, подбежал к нему. Олег был в крови, и он хотел его поднять. Во двор стали сбегаться люди, кто-то из женщин крикнул «Помогите!». В это время его задержали.

— Почему же Олег показывает на него?

— Это четвертая неясность. До случившегося они были неразлучными друзьями, и Олег всегда защищал Андрея от любых обидчиков в школе и на улице.

— М-да. Выходит, отдых, обещанный тебе начальником, не предвидится, — усмехнулся Соснин.

— Между прочим, приходил дед Андрея, родителей у парня нет. Дед — человек уважаемый, заслуженный, доктор наук, профессор. Зарецкий-старший потрясен случившимся, но твердо убежден в невиновности внука. Он говорит, что Андрей просто физически не в состоянии совершить подобное и даже грозился представить доказательства, — улыбнулся Арслан, вспомнив разговор с Зарецким. — Однако доказательства должны добывать мы с тобой, Коля. Наша это обязанность. Тот факт, что двор ресторана граничит с парком, наводит меня на мысль: а не был ли там кто-то другой или другие, перемахнувшие потом через не очень высокий заборчик?

— Я тебя понял. Нужно выявить очевидцев. Верно?

— Вот именно. Очевидцев. Надо снять все неясности и противоречия. Здесь я рассчитываю на тебя.

— Ты, наверное, думаешь-переживаешь, голову себе ломаешь: дескать, зачем пожаловал старый хрен, что ему надобно? — Незваный ночной гость осторожно опустился на расшатанный табурет, аккуратно расправил стрелки наглаженных брюк, подмигнул оторопевшему хозяину. — Ан вот и не угадал: лично мне ничего не надобно. Всем сыты-рады, денежны, обуты. А вот ты, — гость критическим взором окинул обстановку: ветхий диван с торчащими пружинами, стоящий посреди комнаты видавший виды кухонный шкафчик, стену с почерневшими обоями, — вегетарианец. Все пьешь?

Карнаухов неопределенно хмыкнул.

— А кто не пьет? Только тот, у кого ангина — глотать больно.

А сам лихорадочно думал: зачем пожаловал Гугенот, что ему потребовалось? Неужто должок вспомнил?

— Мать-то где, за бормотухой послал?

— В больнице она.

«Ишь ты, на понт берет. Поди выследил, что в доме никого, иначе не явился бы. Хитер, подлюга».

— Довел старую, не стыдно тебе. Не просыхаешь небось. Навещаешь хоть?

— Завтра пойду.

— Ай, нехорошо, — укоризненно поцокал языком Гугенот. — Ведь зачала она тебя. Чтить надо родительницу.

«Вряд ли вспомнил долг, мелочь это для него: подумаешь, полсотни. А если потребует сейчас, когда в кармане восемнадцать копеек? Правда, в прихожей бутылок рублей на десять...» — Карнаухов поморщился — голова трещит, потом заставил себя растянуть узкие синие губы в подобие улыбки.

— Давненько не давали о себе знать. Я уж, грешным делом, подумал, не захворали ли.

— Спасибо, мил человек, я еще крепок, если кто надеется, что печень меня подведет, — напрасно тешится. А не видно по причине простой: должность моя на афишах не фигурирует. Мы тихие, скромные, нам аплодисменты вредны, мы на свету, как комарики, гибнем, потому как крылышки обжигаем...