Тайна Святой Руси. История старообрядчества в событиях и лицах
Шрифт:
Впоследствии архиерей вспоминал: «Я полагал, что это была какая-то ошибка, так как я не чувствовал за собой никакой вины и думал, что меня должны через два-три дня выпустить, а особенно к воскресению. Но прошло воскресение — пятая неделя Поста, и Вербное пришлось тут же пробыть. И думаю, неужели и Пасху быть мне вне свободы? Да, пришлось. Очень и очень было печально».
За решеткой — в тюрьме и лагерях — владыке пришлось встретить еще ни одну Пасху. Он был осужден на 10 лет по 58-й статье тогдашнего Уголовного кодекса (антисоветская пропаганда и агитация).
После объявления приговора епископ спросил: «А больше нельзя?» Узнав, что большего
Тяжело было владыке Геронтию в неволе! Инок, он не ел мяса, посему вынужден был питаться одним хлебом, отчего в тюрьме у него развилась цинга: «Ноги отекли так, что галоши не убирались. Я одну пару белья разорвал на портянки, так как стали зябнуть ноги… Зубы даже все начали качаться, на ногах — пятна цинги, а лечить нечем… Зубной врач предложил все зубы вытаскать, так как их рукой свободно можно было вынуть».
В лагере епископу позорно остригли бороду: «Нас с бородами было около десяти человек. Применили насилие. Мы все забрались на верхние нары и не шли к парикмахеру. Начальник применил хитрость и вызвал меня, как бы условиться о ношении бороды.
И как я сошел с нар, четверо взяли меня, кто за руки, кто за голову, и насильно остригли мне бороду, а потом и другим. Это было для меня особое горе и печаль».
Лагерное начальство, как могло, постоянно унижало верующих. «Среди лагерников были старицы неработающие и старики. Старицы были как монашки, у всех были на платьях и на одеждах кресты. И вот объявили, что их живых будут хоронить. Собрали их до 50 человек. До десяти могильщиков нарядили как духовенство в рогожные ризы, и дьяконы — стихари из рогожи. Вместо кадил — горшки на веревках. Повели их как бы на особое место хоронить. Дорогой злоумышленно пели развращенные как бы молитвы и ектеньи. Осужденные шли спокойно. Народу лагерников вышло смотреть более 1000 человек. Привели к месту похорон, пели издевательски-кощунственно. Нужно бы смеяться, но никто не смеялся. Приказано было кончить. Все разошлись. Также пошли в бараки и осужденные на смерть. Когда узнало об этом высшее начальство, попало всем — и выговоры, и аресты. Так оказалась указанная выдумка бесславна и во вред им самим».
Между тем в 1934 году скончался архиепископ Мелетий (Картушин), возглавлявший Старообрядческую Церковь с 1915 года. Местоблюстителем московского святительского престола был определен кавказский епископ Викентий (Никитин), но весной 1938 года он был арестован и погиб в тюрьме.
Церковь оказалась в непростом положении: все архиереи были уничтожены, в живых остались лишь епископ Геронтий и самарский епископ Иринарх (Парфенов), томившиеся в неволе. А на свободе находился только один архиерей — калужский и смоленский епископ Савва (Ананьев), престарелый и больной.
В 1940 году был освобожден епископ Иринарх. Он поселился в Костроме и был сильно напутан, когда власти предложили ему немедленно явиться к начальнику городской милиции. Владыка ожидал нового ареста, но каково же было его удивление, когда ему сообщили, что архиерея разыскивают московские староверы и просят срочно прибыть на Рогожское кладбище!
Приехав в Москву, владыка Иринарх вместе с протоиереем Василием Королевым, настоятелем Покровского собора, отправился в Калугу, к епископу Савве, который возвел Иринарха в сан архиепископа Московского и всея Руси.
Когда началась Великая Отечественная война,
Вот, например, послание архиепископа «возлюбленным во Христе братьям и сестрам, находящимся в Молдавии и Бессарабии», связанное с проведением советской армией Ясско-Кишеневской операции в августе 1944 года.
В послании говорится: «Радостью наполняется сердце от поступающих с фронтов Отечественной войны вестей: наша доблестная русская армия шаг за шагом очищает от немецких фашистов священную отчизну. Вот и вы, дорогие чада, более двух лет томившиеся под пятой оккупантов, снова можете свободно вздохнуть грудью и трудиться на благо своей родины… Дорогие и любезные чада! Сейчас, когда заря победы над врагом восходит на горизонте, от каждого из нас требуется самоотверженность в служении родине. Поэтому призываю вас, как любящий отец, не прельщайтесь неметчиной, помните заветы наших предков, ненавидевших всей душей ее. Покажите свою готовность любыми жертвами проявить свою любовь к родине и древле истинной вере Христовой! Помогайте быстрее восстановить разрушенное врагом хозяйство, повинуйтесь иже во власти сущим! Помогайте доблестным нашим воинам всем, чем только можете».
В 1942 году закончился срок владыки Геронтия, и он возвратился в Стрельниково, где прожил год, занимаясь восстановлением Костромской и Ярославской епархии. В 1943 году святитель был приглашен в Москву и назначен помощником архиепископа.
В мае 1945 года он вместе с владыкой Иринархом и о. Василием Королевым направил поздравительную телеграмму Сталину: «Слава о знаменательной победе вашей не померкнет во веки, и будущие поколения с гордостью будут вспоминать об этих днях русской славы».
В 1944 году старообрядческая Архиепископия получила разрешение на выпуск церковного календаря на 1945 год. Подготовкой издания занялся владыка Геронтий. Он надеялся, что затем власти разрешат выпуск и другой духовной литературы (например, журнала), а также позволят открыть курсы для подготовки священников. К сожалению, этим надеждам не суждено было осуществиться.
Выход календаря стал заметным событием церковной жизни, вызвавшим интерес даже у староверов-эмигрантов. В сентябре 1946 года владыка Иринарх получил из Белграда письмо от Дмитрия Васильевича Сиропсина, бывшего городского главы Нижнего Новгорода, богатейшего пароходчика и щедрого благотворителя, немало помогавшего Старообрядческой Церкви в начале XX века. Сироткин, приветствуя выход календаря, радовался, что увидело свет «такое богатое и полезное издание».
В январе 1950 года Дмитрий Васильевич, одинокий, старый и тяжелобольной, снова писал в Москву, на этот раз владыке Геронтию. Сироткин сетовал, что в Белграде мало староверов, нет священника, не к кому обратиться для исповеди и причастия. Бывший «владелец заводов, газет, пароходов» прбсил епископа научить, «как поступить в случае смерти».
Но в это время ухудшились отношения между СССР и Югославией, посему владыка, не желая быть заподозренным в сношениях с Белградом, написал секретарю Архиепископии: «На мое имя и мне прислано и получено письмо от Дмитрия Васильевича Сироткина из-за границы, из Белграда. Я никогда не имел и не имею переписки с людьми, находящимися за границей. На означенное письмо отвечать не желаю и не буду».