Тайна святых
Шрифт:
После Константина Великого бесчисленное количество людей принимали крещение: некоторые ради славы земной, ради многих выгод, которые теперь сулила принадлежность к христианской религии, объявленной господствующей в стране; многие просто по инерции — безразличные, поступающие, сообразно поговорке: “как люди, так и мы”. Они приносили с собой в церковь материалистический вкус, житейскость, пристрастие к суете.
Иуда погиб оттого, что был владетелем денежного ящика. Его, озаренного светом Христа избранника, победило мерцание серебряников. Марфа, любившая Христа, не могла не упрекнуть Марию, праздно сидящую у ног Спасителя. Ревность к делу вложило в ее сердце недовольство сестрой. Что станет с церковью,
“Откровение св. Иоанна” пророчествует ясно: зверь — материалистическое состояние — овладеет всеми народами и победит святых. Ничто так не разъединяет людей внутренне, как материалистические интересы. Труднее всего станет в Христовом обществе хранить мир между братьями.
Что же тогда произойдет? Христос приходящему к алтарю для жертвы (т. е. по-христиански для евхаристии) говорит, чтобы он прежде примирился с братьями. Св. Иоанн Златоуст именно здесь видит сосредоточие всего христианского делания: “Ты видишь, — говорит он, — что Христос не упомянул ни о какой другой заповеди, кроме примирения с братьями, выражая, что это важнее всего. “Для мира с братом твоим принесена Сыном Божиим жертва. Если ты не заключаешь мира с братом, то напрасно участвуешь в этой жертве, бесполезным для тебя становится это благо. И если бы имел ты бесчисленное множество праведных дел, все будет тщетно”.
Благодушным людям, которые плохо разумеют, что церковь есть организм, я кровь которого любовь братий, всегда казалось и кажется, что церковь крепка, ибо она великолепно организована иерархическим порядком, что она высока своим благочестием и красотой необыкновенно развившихся храмовых песнопений и великой церемонией своих служб, богатством богословских сочинений.
Однако, диавола нисколько не пугает благочестие: его верные слуги в церкви истые ревнители благочестия; благочестием и законническим порядком ему легче всего обмануть малых сих. Не примиренность братий — вот что дает злому духу силу и возможность парализовать жизнь церкви.
Страшен внутренний облик церкви, застывшей в младенческом состоянии. В этой церкви как бы безвозвратно утеряно, сделалось ничего не значащим словом, понятие о церкви великой благодати. Никто не представляет себе, просто даже в голову не приходит, что такое одно сердце и одна душа у всех.
Не только забыта жизнь апостольского века, но кажется даже, что строй церкви был тогда такой же, как и теперь*. Великое свидетельство: “не я живу, а живет во мне Христос" — необходимое сознание для каждого христианина — сделалось мертвым изречением. Члены этой церкви не только не мужи, не только не юноши, не отроки, но даже не дети, а сугубо младенцы.
* “Иерархия была всегда” — горделиво утверждают учителя мертвой догматики.
В конце четвертого века св. Иоанн Златоуст, говоря о духовных дарах, о которых не только знали, но которые имели все крещеные первого века, горестно утверждает: “Это предмет давно неизвестный. Неизвестный, т. е. такой, какой был, но теперь не бывает. И не бывает оттого, что охладела любовь”.
И как бы чувствуя надвигающуюся тьму, Златоуст восклицает: “Итак, всё погибло и пропало”.
То состояние, которое членам церкви мужественного ее периода кажется безнадежным, конечно, не таково в действительности, ибо жив Господь наш Иисус Христос, Глава основанного
Кто потерял мужественность; кто не способен держаться даже, как юноша, и даже как отрок, тому, чтобы не погибнуть, необходима мать. Мать не для рождения духовных, в каком смысле сама церковь (т. е. общество любящих друг друга) называлась матерью, а ради пестования еще несмысленных младенцев.
К людям на помощь спешит, доселе как бы безмолвствовавший, первый член церкви, чтобы, как старшая сестра, заменить церковь-мать, впавшую на земле в тяжелое расслабление и чтобы любовью своей стать всем для всех.
Та, которая прошла свой чудесный земной путь столь незаметно, что как бы ее и не было, снова возвращается на землю и снова без слов без великих откровений и пророчеств, а только с лаской Матери когда-то носившей на лоне Своем Спасителя мира.
К людям, продолжающим распинать Ее Сына, Она приходит без тени упрека и не для того, чтобы кого-нибудь наставлять, даже не для того, чтобы просить, звать, а только чтобы давать, давать с безграничной, с неизъяснимой снисходительностью; и все, что просят и не разбирая, кто просит. Как в земной жизни говорили про Нее, что Она никогда никем не гнушалась, но всех старалась отличить и всем оказать внимание, такой пришла в церковь — с той, впрочем разницей, что теперь всякий может достичь Ее.
Но всего изумительнее, что Богородица принесла с Собой Сына Своего, как младенца, на руках. Тот, Кто воссел одесную Отца, кого почитаем мы Главой церкви, в образе малолетнего взирает на нас с бесчисленных чудотворных икон Своей земной матери и как бы говорит: Вы изнемогли на земле, вы остаетесь младенцами и не возрастаете в Мою меру, вы не в состоянии внимать словам сильного, не терпите ни обличения, ни строгого выговора, и вот Я, смотрите, опять отдался на руки Той, которая родила Меня ради вас и всю Мою любовь к вам я вверил Ей, чтобы по своему материнскому чувству, Она питала бы вас ею*.
* Так говорит распятый Христос, Который через свидетелей верных, будучи терзаем зверями на аренах цирка, стоя на высоких столпах всю жизнь; углубляясь в мрак пещер или в холод лесных дебрей, перенося с нескончаемым терпением обиды сильных, почти безуспешно умоляет нас о покаянии. На руках Матери ожидает Он плодов Ее доброты. Слава долготерпению Твоему, Господи.
Материнский свет объемлет всю церковь. Св. Дева Мария принесла в церковь иной характер отношений к слабостям человеческим, чем это наблюдалось в первые века. И церковь проникается чрезмерной снисходительностью Матери. Нам теперь даже не страшно, скорей непонятно, как непонятно и время великой благодати, строгость в начальных общинах. Да правда ли? Да было ли все это? Как пустой звук доходит до нашего слуха, что за тяжкие грехи (напр. прелюбодеяние) члены церкви до последнего смертного часа лишались причащения св. Тайн Христовых. Тогда эти грехи в христианском обществе были немыслимым и как бы неприемлемым исключением.
В Евангелии есть прообраз будущего служения Пресвятой Богородицы, как Царицы и Матери. Это брак в Кане Галилейской — первое чудо Христа. Здесь пророчески раскрывается тайна отношений между св. Девой Марией и Христом во времена церкви, о которых мы сейчас беседуем.
Многое в передаче этого события евангелистом кажется непонятным.
Почему Христос говорит: “еще не пришел час Мой”,- но чудо все-таки совершает. И притом именно как начало чудес, непосредственно следующих одно за другим? Почему св. Дева Мария, всегда избегающая, по своему совершеннейшему смирению, иметь свое слово, здесь поступает столь решительно, что несмотря на видимое желание Христа отклонить чудо, со властью приказывает слугам исполнить то, что скажет Он.