Тайна точной красоты

Бакшеев Сергей

– Что вы на это можете возразить, господа? – грустно обратился президент к Коши и Ламе.

Претенденты на премию повели себя по-разному. Габриель Ламе стиснул ладони и сгорбился в кресле. Его тело монотонно раскачивалось. В какой-то момент он радостно взметнул руку вверх, но тут же сник и еле слышно прошептал:

– Я отзываю доказательство.

Математик корил себя за то, что упустил из виду элементарное свойство мнимых чисел. Его тихие слова волнами разнесли по залу сидевшие рядом. "Ламе сдается!" "Ламе отказывается от

конкурса!" "Ламе признал свою ошибку". На прославленного математика, испытывающего самое горькое публичное унижение в жизни, тяжело было смотреть.

Взоры присутствующих обратились к Огюстену Коши. Тот уже успел вбежать на сцену, выхватил письмо из рук президента и жадно просматривал его. Он прочел послание Куммера дважды или трижды, затем злобно рассмеялся и выкрикнул в зал:

– Я обойду эту проблему! Это мелочь по сравнению с теми результатами, которых я уже достиг!

Зрители загудели в предвкушении чуда. Научный праздник приобретал особую пикантность, достойную пера драматурга. Многие хлопали и кричали: "Браво Коши!".

Президент Академии наук старался быть невозмутимым. Он громко обратился к математику:

– Господин Коши, вы готовы сейчас в этом зале представить уважаемой публике полное доказательство Великой теоремы Ферма?

– Несомненно! Но сначала я должен проверить выводы Куммера. Я чувствую в них подвох!

– Господин Коши, я вскрываю ваш конверт, и вы приступаете к доказательству?

Коши растеряно смотрел на пакет со своим именем, который держал в руке президент Академии.

– Нет, не сегодня, – стиснув зубы, произнес он.

– А когда же?

– Через неделю.

Огюстен Луи Коши много раз переносил этот срок. Окончательно свое поражение великий математик девятнадцатого века признал только спустя десять лет. Ввиду того, что за это время ни в одной из представленных работ не содержалось полного доказательства теоремы Ферма, он предложил Академии наградить премией Эрнста Куммера. Того самого немецкого ученого, кто нашел ошибку в его доказательстве и похоронил надежду на скорый успех у целого поколения математиков.

22

Над дверью благородно звякнул бронзовый колокольчик. Левон Амбарцумов схлопнул автоматический зонт и с удовольствием зашел в теплое помещение. Погода в Питере вернулась к своему обычному осеннему состоянию. Небосвод затянулся свинцовыми облаками, моросил нудный косой дождь.

Левон стряхнул мокрый плащ и глубоко вздохнул. Это был уже четвертый антикварный магазин, который он посетил сегодня. После загазованной сырой улицы неповторимый аромат старинных холстов, ценного дерева, благородных металлов и векового фарфора вернул ему привычное душевное равновесие. Абарцумов с детства любил тесные антикварные лавки. Он мог часами рассматривать старинные поделки в надежде отыскать что-нибудь недорогое, но действительно ценное. Однако сейчас он пришел не за этим.

В

течение дня Левон обзвонил всех знакомых антикваров, не брезгающих краденым, осторожно выспрашивая о танцующих статуэтках. Предварительно он изучил каталоги и уже знал, что ищет. Пару Мейсенских статуэток восемнадцатого века с изображением крестьянских танцев. С хозяином этого магазина, Владимиром Петровским, он уже разговаривал. Всё в пустую. Но магазин находился по пути домой, работал допоздна, а холодный дождь являлся лучшим зазывалой для любого уютного места.

Выпуклые глазки из-под сросшихся бровей быстро изучили содержимое знакомых витрин и надолго остановились на оригинальной инкрустированной шкатулке, выполненной из ценных пород камня.

– Что вас интересует? – вежливо поинтересовался продавец.

Разглядев ценник рядом со шкатулкой, Амбарцумов нахмурился. Его раздосадованный взгляд уперся в продавца.

– Владимир Алексеевич здесь? – спросил посетитель.

Продавец узнал постоянного клиента, молча кивнул и указал на дверь в служебное помещение.

Лысый хозяин магазина с густой бородкой на все щеки встретил посетителя с прохладцей. Из-за стола он не встал, а лишь приветственно поднял руку:

– А, Левон. Заходи, раз пришел. Что-нибудь высмотрел? Хочешь попросить скидку?

– Пока приглядываюсь, – уклончиво ответил Амбарцумов и присел в высокое кресло.

– Ты, кстати, зачем интересовался сегодня статуэтками? Купить хочешь?

– Может быть, может быть,

– А мне, как раз, приносили сегодня пару. В очень приличном состоянии. Мейсенские, как ты и хотел.

– Кто?

– Странный вопрос для коллекционера. Надо спрашивать: почем? – антиквар назидательно поднял вверх указательный палец. На безымянном блеснул громоздкий перстень с рубином.

– Как они выглядели?

– А зачем зря языком болтать. Вот одна из них.

Антиквар потянулся к стеллажу за своей спиной, вынул из коробки статуэтку и водрузил ее на стол.

– Она, – после недолгого разглядывания решительно выдохнул Амбарцумов.

– Ты ее знаешь?

– Ее украли у одного моего знакомого.

– Ах, вот какое дело. Я, признаться, так и подумал, уж больно скользкий тип ее приносил.

– Кто? – снова задал неподходящий вопрос Левон.

На это раз Владимир Петровский ответил:

– Обычный урка. Вор среднего калибра, лучшие годы которого уже позади. Пальчики подрагивают.

– Точно уголовник? Может, кто-то из ученых. Неудачник.

Антиквар усмехнулся.

– О чем ты говоришь. После семи лет в лагерях я бывших зеков за сто метров чую. Думаешь, спившегося интеллигента от вора-рецидивиста не отличу? Не-ет. Володя Петровский в людях пока еще разбирается.

– А где вторая статуэтка?

– Пока не стал брать. Прибеднялся, чтобы цену сбить. Дал аванс за первую, договорились через два дня встретиться для окончательного расчета.