Тайна в его глазах
Шрифт:
А потом он развернулся, словно продолжая выкладывать свои гипотезы, но теперь уже мне.
— Придурок. Ты и не представляешь, что я с ней делал, с этой грязной потаскухой.
Сандоваль снова посмотрел на него. Теперь его лицо говорило о том, что терпение его находится на грани.
— Ну-ка. И что ты можешь рассказать? Давай. Отважься, жеребец.
21
Исидоро Антонио Гомес говорил без перерыва в течение последующих семидесяти минут. Когда он закончил, у меня болели пальцы, из-за усталости я перепутал только порядок букв в паре слов, но все остальное зафиксировал без ошибок. Я спрашивал,
— Прораб со стройки прямо убивался, когда я ему сказал, что ухожу, — высказывал он Сандовалю тоном опытного и терпеливого педагога. Он уже успокоился, но было видно, что и не собирается брать свои слова назад. — Он предложил мне рекомендации своим знакомым. Я конечно же отказался, а то бы полиция меня выследила.
Сандоваль кивнул. Поднялся со вздохом. Все это время он сидел на краю стола, скрестив руки на груди.
— Ну правда, парень, что я могу сказать… Я и не думал… — Он скривил губы так, как мы все обычно делаем, когда поступаем нечестно перед лицом очевидности. — Как скажете…
— Вот так! — Это было полное, решительное, победоносное заключение Гомеса.
Я сделал последние удары по клавишам. Закончил показания обычными формальностями. Сложил листы и протянул их ему вместе со своей ручкой:
— Прочтите перед тем, как подписать. Пожалуйста. — Я тоже, уж сам не знаю почему, скопировал этот сердечный и спокойный тон, с которым Сандоваль ушел со сцены.
Это были длиннющие показания, которые начинались как простой сбор сведений и почти сразу же превратились в чистосердечное признание со всеми необходимыми подробностями. Я вставил фразу о том, что на момент дачи показаний проходящий по делу отказывается от своего права хранить молчание до консультации с адвокатом. По странному стечению обстоятельств дежурным официальным защитником сегодня был Перес, непроходимый тупица. Гомес подписал листы один за другим, едва взглянув на них. Я посмотрел на него, и он ответил мне взглядом глаза в глаза, пока протягивал мне листы. «А вот теперь ты спекся, — подумал я. — Теперь ты готов, кукленок».
В этот момент открылась дверь. Это был не кто иной, как Хулио Карлос Перес, наш бывший секретарь, ставший теперь официальным защитником. К счастью, у меня было больше опыта в общении с придурками, чем с психопатами.
— Что скажешь, Хулио? — Я вышел ему навстречу, разыгрывая облегчение. — Слава богу, ты пришел. Здесь у нас сбор сведений, которые пришлось переделать в дачу показаний. Квалифицированное убийство, знаешь ли. Старое дело, еще когда ты был секретарем.
— Аххх… вот проблема… я задержался с допросом в третьем. Вы уже начали?
— Ну… на самом деле мы уже закончили, — сказал я, словно извиняя и нас, и его.
— Ох…
— В любом случае, мы проконсультировались с Фортуной, и он приказал нам двигать дело вперед, а он, если что, введет тебя в курс дела, — соврал я.
Перес, как и при любых обстоятельствах, непривычных для него, не знал, что делать. В каком-то уголке его мозга, может, и зародилось подозрение, что следовало бы взять на себя хоть какую-то инициативу. Момент
— Сделаем так, — предложил я, — я допишу в конце, что ты присоединился к нам после начала дачи показаний. Вот и все. А… конечно, — добавил я, — в случае, если твой подзащитный не будет возражать.
— А… — Перес сомневался, — ведь начать заново с показаниями уже не получится, да?
Я вытаращил глаза, посмотрел на Сандоваля, который тоже вытаращил глаза, и мы оба в конце концов уставились на охранника.
— Смотрите, доктора, — охранник на всякий случай возвел нас всех в адвокатскую братию, — мне кажется, что уже поздно. Если хотите направить заключенного в тюремное заведение, то грузовики уже отходят… Не знаю. Вам решать.
— Еще один день здесь, в участке? И без права на звонок? Хулио, мне кажется, что это уже совсем не по правилам. — Сандоваль, обращаясь к Пересу, вдруг стал крайне чувствительным к гражданским правам задержанного.
— Конечно, конечно. — Перес чувствовал себя комфортно, делая то, что он умел делать лучше всего, то есть признавать правоту другого. — Это… ну… если проходящий по делу считает, что все прошло нормально…
— Никаких проблем. — Гомес продолжал говорить высокомерным тоном, словно мы были недостойны его общества.
Я протянул Пересу листы и ручку. Он взял только листы и предпочел завизировать их хорошеньким «Паркером», который был его самым ценным сокровищем.
— Отведи его в участок, — приказал я охраннику. — Сейчас пришлю с помощником распоряжение для тюремной службы о его переводе в Девото.
Пока на него снова надевали наручники, Гомес развернулся ко мне:
— А я не знал, что у вас здесь принимают на работу алкашей и неудачников.
Я взглянул на Сандоваля. Дело было сделано: подписанные показания и Гомес по уши в собственном дерьме. Кто-нибудь другой — да хоть я сам, зачем ходить далеко за примером? — уже воспользовался бы возможностью хоть немного отомстить. Например, сказать парню, что он только что спекся, как самый последний придурок, каковым и являлся. Но Сандоваль был выше этих соблазнов. Поэтому он ограничился тем, что тупо уставился на Гомеса, словно до него не дошел смысл его слов. Охранник слегка подтолкнул Гомеса к выходу. Щелкнул язычок замка закрывшейся за ними двери. Перес тоже вышел почти сразу, сославшись на следующее неотложное дело. Он все еще крутил с той защитницей?
Мы остались одни с Сандовалем, посмотрели друг на друга и промолчали. В конце концов я протянул ему руку:
— Спасибо.
— Не за что, — ответил он. Он был скромным типом, но все же не мог скрыть того, что был доволен тем, как все сложилось.
— Как это про… э-э-э… «одаренного природой нападавшего, с руками геркулесовой силы»? Ты откуда это взял?
— Внезапное вдохновение, — довольно засмеявшись, ответил Сандоваль.
— Я приглашаю тебя поужинать, — предложил я.
Сандоваль засомневался:
— Я тебе благодарен. Но мне кажется, что после всей этой нервотрепки я лучше пойду расслаблюсь один.
Я прекрасно понял, о чем он говорит, но сейчас мне не хватило сил сказать ему, чтобы он не ходил. Я вернулся в Секретариат и поручил одному из помощников отредактировать приказ о переводе Гомеса в Девото, отнести его на подпись овощу Фортуне и отправить в тюремную службу. Потом у нас будет еще достаточно времени, чтобы ввести судью в курс дела.
Сандоваль, горя желанием уйти, взял свой пиджак и попрощался легким жестом со всеми присутствующими. Перед этим он как следует заправил рубашку в брюки.