Тайна Великого Посольства Петра Великого
Шрифт:
Рудзини: Ехать я собираюсь. Только спешить в тот путь не надобно, потому что еще где съезжаться, подлинного места не назначено...
Возницын: Лучше бы съезжаться поближе, а еще лучше хотя бы и вовсе того миру не было, так как царь зачал войну сильную. Да и вообще может ли быть крепким мир с турками?
Как видно, еще в конце августа в записях Возницына сквозила надежда, что с переговорами ничего не выйдет. Эти нотки отчетливо звучат в письме к царю от 27 августа 1688 г. Мирное дело с турками "смущается", пишет он, и многие думают, что оно не будет доведено до конца. Французский посол препятствует переговорам с турками. Намеченное было на 15 сентября начало конгресса перенесено, а новая дата пока точно
* * *
Между визитами Возницын потихоньку собирался в дорогу. Минул август, а где будут проходить переговоры, было по-прежнему неизвестно. Ясно только, что не в Вене. Хорошо бы еще в каком-нибудь городе, пусть даже маленьком, а не то забросит судьба стоять в чистом поле. Впереди осень с дождями и слякотью, когда серые набухшие сыростью тучи висят так низко, что чуть-чуть не задевают острые верхи шатров. А там и зима подкатится, не успеешь дух перевести, как стужа грянет, снегом засыплет. А где дров взять, чтобы обогреться? Где провиант сыскать, чтобы людей накормить? Кругом войной разоренная земля, шайки разбойные что волки рыскают...
* * *
По этой обстановке и подбирал себе людей Прокофий Богданович для долгого сидения в какой-либо промозглой дыре. Спасибо царю, уезжая, поделил он Великое посольство: одну половину велел в Москву отправить, а другую - Возницыну отдал. Да люди-то те и ноте - в основном обслуга, а ему нужны знающие и переговорное дело, и язык, чтобы документ составить могли, беседу записать сумели и, когда надо, переговоры провести, Не одному же Возницыну все дело делать.
Судя по всему, разыскал Прокофий Богданович такого мастера на все руки и согласием Петра заручился, потому что в письме, отправленном в Венецию к "дохтуру" Посникову с требованием немедленно прибыть в Вену, содержалась ссылка на волю царя. Всем подходил Петр Посников, который опекал группу русских стольников, обучавшихся в Венеции. Окончил университет в Падуе и получил звание доктора медицины и философии. Четыре языка знал причем такие нужные, как латынь, греческий, французский и итальянский. Да и вообще человек был смышленый. Только уж больно был увлечен своими занятиями научными и поэтому попробовал было отшутиться - некогда, мол, еду в Неаполь "живых собак мертвить, а мертвых живить". Но не на того напал. Прокофий Богданович таких шуток не приемлет, когда речь о государственных интересах идет. Поэтому с достоинством и вполне серьезно ответил он "дохтуру", что "сие дело не гораздо нам нужно". Напомнил о гневе государя, потому как предписано ему, Посникову, быть на "турской комиссии", а не собак резать.
И подействовала угроза. Видимо, зажав зубами крепкое слово, но с улыбкой на лице появился он в конце концов в Вене. На переговорах Посников был человек незаменимый: и с австрийцами встречался, и с турками тайные переговоры вел. А когда кончился конгресс и вся делегация в Москву направилась, он стал проситься не куда-нибудь, а в Амстердам для исправления своих инструментов. Но ведь до Амстердама скакать да скакать по разбитым дорогам Австрии и Германии. Видно, Европа была ему так же хорошо знакома, как собственный поношенный кафтан. Вздохнул Прокофий Богданович и отпустил.. А тот взял да уехал, только ем и видели. Странно как-то получилось: высветилась вдруг из тьмы истории такая колоритная личность, как Петр Посников, и так же неожиданно исчезла в этой тьме. Кто он? Что с ним было до этого и что сталось потом? Ничего не известно. Любая нация могла бы гордиться таким "дохтуром". Романы бы о нем писали. А у нас: поехал мертвых собак живить - вот тебе и весь след.
Состав возницынской команды сам по себе интересен настолько, что стоит привести его полностью.
Возглавляет ее священник отец Иоанн - должность, повидимому, обязательнаядля каждой мало-мальски значительной группы русских людей, отправлявшейся
Далее следуют дворяне, переводчики и подьячие, которых мы определили бы сегодня как "оперативно-дипломатический состав делегации". Их было всего 10 - 11 человек. В числе дворян были два брата Возницына - Андрей и Иван, а также Владимир Борзов, приехавший недавно из Москвы с подарками для императорского дома. Скорее всего именно с ними обсуждал посол повседневные дела. Но в переговорах с союзниками или с турками они участия не принимали. Возницын, который подробно сообщал в Москву о каждой такой встрече, всегда упоминал об участвующих в них переводчиках и подьячих. Но ни разу имена дворян не встречаются.
Если "оперативный состав" делегации Возницына, по нашим сегодняшним понятиям, довольно-таки скромен, то "технический персонал" чересчур велик. На первом месте стоит собольщик при меховой казне из московских посадских людей. Каждое русское посольство везло тогда с собой много мехов, в основном соболей, для подарков, а порой и попросту взяток. Русские меха очень ценились и в те времена. Поэтому в состав делегации включался меховщик, или собольщик, который отвечал за сохранность и перевозку мехов. В делегации были свои сторож, церковник, конюший, погребничий, 2 пажа, 3 трубача, 4 гайдука, 5 слуг посольских, 5 поваров, 12 конюхов и "челяди дворянской и подьяческой и иных чинов" - 15 человек.
В целом в делегации Возницына было 60-70 человек. Не так уж мнот, если учесть, что им действительно пришлось стоять в чистом поле, обеспечивая себя всем необходимым для жизни и работы. Делегации, которые выезжают за границу сейчас, бывают не меньше, хотя живут в отелях и пользуются услугами посольства.
Что же касается пажей, трубачей и гайдуков, то в те времена без них было нельзя. Не поняла бы иностранная общественность. Ведь по той роскоши и торжественности, которыми обставлялось появление посла, судили о политическом весе государства на европейской арене.
Польский посол Ян Гнинский, например, незадолго до описываемых событий, въезжая в Константинополь, пытался поразить турок невиданной роскошью. Его шествие открывали 38 повозок с багажом. За ними ехали богато разукрашенные кареты посла и две кареты с прислугой. За отрядом янычар следовали 40 польских дворян в одеждах из розового шелка, расшитого серебром, и 28 лошадей с конюшими в ярких красных одеждах, Потом 4 трубача, 12 пажей, рыцари немецкие и французские, еще 30 польских дворян, наконец, польские гусары в великолепных мундирах. Сам посол блистал одеждой, усыпанной драгоценными камнями. Его окружали 12 гайдуков в красных одеждах с серебряными застежками и в шляпах с султанами из перьев цапли. Шествие замыкали б пажей и 50 драгун в синих мундирах и красных ментиках. Подковы лошадей пана Гнинского были серебряными и еле держались на двух гвоздиках, дабы во время шествия они могли быть потеряны и подобраны любопытными зрителями, которые, несомненно, подивятся богатству и могуществу короля Польского.
Как и предвидел Гнинский, великолепие его появления в Константинополе не осталось незамеченным. А одна из подков была даже показана великому визирю. "Этот гяур, - сказал он, - подковывает лошадей серебром, но его собственная голова из свинца, так как посланный государством бедным, он расточает то, что оно может дать ему лишь с большими усилиями".
Так что наш Прокофий Богданович выглядел куда как скромно.
ГЛАВА VI ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ КОРОЛЬ
Под вечер 18 июня, когда начала спадать душная жара, войско Шеина расположилось на высоком лесном берегу Истры*.