Тайна забытого дела
Шрифт:
— Это легко вспомнить, — говорил Суббота, будто бы желая помочь парню. — Подумайте, что именно вы видели в окне, когда ехали: горизонт набегал на вас или исчезал из виду. — И Суббота многозначительно и пристально посмотрел на Гущака.
— Опять двадцать пять! — взорвался Василий. — Не ездил я с дедушкой в Лесную!
— Хорошо, — миролюбиво улыбнулся Суббота. — Не ездили. Только провожали. До какого места? До касс? Или до перрона?
— До перрона.
— Дождались отхода поезда?
— Нет.
— Электричка уже стояла у
— Стояла.
— А для дедушки место нашлось? — неожиданно спросил старший лейтенант.
— Да. Сел.
— Конец рабочего дня, — заметил следователь. — Народу много…
— Место нашлось.
— А вам пришлось стоять? — сочувственно произнес Суббота. — И долго? До Поста Волынского? Или до самой Лесной?
Все-таки люди очень не похожи друг на друга. У некоторых прямо на лице написана склонность к бурным реакциям и неожиданным поступкам. На первый взгляд они покладисты, спокойны, но у них слабы сдерживающие центры: под воздействием внезапного раздражения или обиды они могут совершить преступление.
Суббота твердо верил в критику теории Ламброзо, хотя с самой теорией подробно ознакомиться не удалось. Но, думал он, кое-кто отрицал и генетику, подвергал разносу вейсманизм-морганизм. Возможно, и Ламброзо сделал реакционные выводы из истинно научных сопоставлений и аналогий, встречающихся в юридической практике.
— Ну, что же вы молчите?
— Я не ездил с дедушкой. Вы знаете.
— Нет, к сожалению, не знаю, — ответил Суббота. — Если бы я был в этом уверен, все выглядело бы иначе.
И он снова склеил в своем воображении разорванную ленту событий, и все пришло в движение, как на экране.
Вагон электрички. Василий Гущак и его дед едут молча. Старик смотрит в окно. Когда-то электричек здесь не было. А железная дорога? Кажется, была и до революции. Но когда-то город кончался вокзалом, а сейчас вырвался за старую окраину и шагнул далеко на запад. Целые поселки выросли по обеим сторонам дороги. А люди? И такие, и совсем не такие, как раньше. Старик потому и молчал, что думал о своем, непонятном такому молодому человеку, как Василий. Но, может быть, раньше Андрей Гущак под Киевом и не бывал, он ведь сам из-под Полтавы, жил в других местах, пока в двадцать первом не уехал за границу.
Лента событий снова оборвалась.
— А зачем ваш дедушка поехал в Лесную? К кому?
— Не знаю!
— Значит, поехал Андрей Иванович Гущак в Лесную один, а вы остались в городе?
Василий молчал.
— В котором часу отошла электричка?
— В восемнадцать двадцать.
— Где вы были после того, как ушли с перрона?
— Я уже говорил.
— Напомните.
— Гулял по городу.
— Встретили кого-нибудь из знакомых?
— Нет.
— Выходит, никто не может это удостоверить? — изображая ироническое сочувствие, спросил Суббота.
— Леся Скорик. Она была на комсомольском собрании в институте. Мы встретились.
— Когда?
— Около
— Когда отошла электричка с вашим дедушкой?
— В восемнадцать двадцать.
— Вы это хорошо запомнили? Именно в восемнадцать двадцать?
— Дедушка торопился на эту электричку.
— И словом не обмолвился, зачем едет в Лесную, почему спешит?
Василий покачал головой. Всем своим видом он словно говорил: ну какого черта вы снова и снова спрашиваете одно в то же! Ловите меня на слове?
— У вас есть родственники в Лесной?
— Нет.
— А знакомые?
Василий только раздраженно пожал плечами.
— Математику знаете? Отнимите от двадцати трех восемнадцать двадцать. Сколько? Четыре часа сорок минут. Почти пять часов! И вы все это время бродили по городу?
Василий Гущак ниже наклонил голову, и Суббота почувствовал, что именно в этом расчете времени и кроется ключ ко всему делу. У следователя были улики против молодого Гущака, но косвенные. Если бы Василий признался в убийстве старика, то для обвинения хватило бы и этих улик.
Валентин Суббота вспомнил, как на практических занятиях учили будущих юристов накапливать для обвинения не только прямые улики, но и косвенные. «Умейте их замечать, анализировать, сопоставлять. Но не очень полагайтесь на них, — говорил профессор, — потому что из одних косвенных шубу не сошьешь». И напоминал изречение из Достоевского о том, что из сотни кроликов нельзя составить лошадь, как и из сотни подозрений нельзя составить доказательства.
Молодой следователь хорошо помнил, что цепь косвенных улик должна быть замкнутой, иначе она рассыплется. А для этого необходимо признание Гущака-младшего.
Ветерок принес через открытое окно пьянящий запах липы. Суббота прислушался к шуму города, который словно прокатывался по старому зданию управления внутренних дел. Запах липы вызывал какие-то неясные, но приятные ассоциации, однако следователь не стал углубляться в них. Не до этого. Ему впервые доверили серьезное уголовное дело, и он должен во что бы то ни стало добиться успеха. Какие дела были у него до сих пор? Нарушение техники безопасности на производстве, мелкие кражи, в которых повинны несовершеннолетние.
Он добился санкции на арест заподозренного в убийстве Василия Гущака, делая упор на то, что это человек скрытный и склонный к неожиданным вспышкам, способный вследствие внутренней психологической борьбы пойти на что угодно.
Валентин Суббота хорошо знал, что должен быть объективным, и не только потому, что на суде сразу обнаружат предвзятость следствия. И все-таки невольно поддавался гипнозу улик, которые просто-напросто очаровывали его, едва ему удавалось хоть как-то увязать их друг с другом. Весь ход его мыслей постепенно принял направление обвинительное, и любая попытка подозреваемого отойти от этого направления вызывала у Субботы раздражение. Он ведь заведомо считал Василия виновным.