Тайна забытого дела
Шрифт:
Уже перед самым концом рабочего дня он отпустил Клавдию Павловну, которая просидела в управлении около двух часов, сначала презрительно фыркая, а потом, когда он припер ее к стенке фактами и вынудил во всем признаться, умоляюще поглядывая на него.
По дороге к Козубу подполковник вспоминал этот разговор.
— Так почему вы скрывали своего отца? Помимо того, что стыдились его болезни?
— Из-за мужа. Боялась испортить ему карьеру. Алексей Иванович — способный научный работник. И именно тогда, когда он рос буквально на глазах, когда написал первую диссертацию, я узнала, что отец мой жив и находится
— Гм, как-никак это же ваш отец!
— Поэтому и переехали сюда. Чтобы порвать все связи с прошлым.
— А как относился к этому ваш муж?
— Я от него скрыла.
— Почему?
— Со своим характером он сразу побежал бы в институт, в партбюро.
— Выходит, Алексей Иванович не знал причины переезда?
— Нет. Просто я настаивала. Институт переезжал, но он хотел остаться в филиале.
— А как ваш отец оказался в здешней больнице?
— Мне удалось добиться перевода с помощью знакомого врача.
— Нелогично. Сначала вы убегали от отца, а потом перетащили его поближе к себе.
«Интересно, — думал Коваль, вспоминая бледное, словно сразу постаревшее лицо этой женщины, — придет она на встречу или нет?»
Как он и рассчитывал, все уже собрались, когда они с лейтенантом вошли в квартиру юрисконсульта. Пришла и профессорша. Подкрашенная и нарумяненная, она все же не могла скрыть своего смущения.
Да и не она одна — и Решетняк, и юрисконсульт были какие-то осунувшиеся. Казалось, в самом воздухе висит нечто приводящее каждого из них в смятение. Только у Гороховской, которая еле передвигалась, полыхали глаза, и видно было, что она готова вступить в бой.
Коваль представил присутствующим лейтенанта Андрейко, назвав его своим талантливым помощником, отчего тот прямо-таки по-девичьи зарделся.
Сделав над собой усилие, подполковник заставил себя забыть об усталости и, окидывая взглядом комнату и всех присутствующих, дружелюбно улыбнулся. Сегодня ему нужно было быть уверенным, бодрым и приветливым, ни в коем случае не выдавая того внутреннего напряжения, которое им владело. Он думал только о том, выдержит ли то, что предстоит, старая актриса. Гороховская была возбуждена, и это произвело на Коваля глубокое впечатление. Вот что делает с человеком материнская любовь! Надеясь заслужить благодарность подполковника и уговорить его, чтобы он не открывал Арсению тайну, она словно помолодела.
Но с разговором о статуэтке Коваль не спешил. Он поудобнее уселся в кресло, стоявшее у двери на веранду, и достал свой неизменный «Беломор».
— Если дамы разрешат…
— Может быть, нам лучше расположиться на веранде? — предложил хозяин, который на этот раз забыл выкатить столик-самобранку.
Заранее продуманный план Коваля мог провалиться. Ведь статуэтка дискобола, которая стоит в кабинете, должна была сыграть главную роль. Мозг подполковника лихорадочно работал. Пряча под опущенными веками блеск глаз, Коваль спокойно произнес:
— Хорошее предложение, Иван Платонович. Но не хотелось бы, чтобы наш разговор стал достоянием улицы.
— Что ж, — развел руками юрисконсульт. — Как угодно.
Все смотрели на Коваля, ожидая от
— Сегодня, — начал он наконец, — у нас будет немного иной разговор, чем предполагалось. Дело в том, что ценности, которые много лет назад спрятала банда Гущака, найдены.
Как и рассчитывал Коваль, это оказалось новостью для одной только Гороховской. Правда, и юрисконсульт тоже так искренне удивлялся, что подполковнику пришлось повторить свое сообщение.
— Но, — добавил он, — произошло это не сегодня и не вчера, а перед войной. — И он рассказал историю отыскания клада, которую Клавдия Павловна уже знала из его уст. — Таким образом, вроде бы отпадают наши предварительные соображения и классическое «кви продест?» — кому выгодно?
— М-да, — сказал Козуб. — Что же тогда остается?
— Остается одно, — неожиданно резко и твердо произнес подполковник, — поскольку Гущак убит, предъявить счет убийце.
— А ценности найдены все? — поинтересовался Козуб.
Коваль не спешил с ответом.
— Да… — бросил он после паузы.
— Ох, ошибаетесь, уважаемый Дмитрий Иванович, — улыбнулся юрисконсульт. — Не все. Но не огорчайтесь. Криминалисты с мировым именем — и те ошибаются.
— Что вы хотите сказать?
— А то, что одна ценная вещь Апостолова у меня. — И Козуб коснулся пальцами статуэтки дискобола. — Серебро высокой пробы. — Он взял статуэтку в руки, погладил ее. — Она мне очень дорога. Она, собственно, и положила начало всей антикварной коллекции. — И он широким жестом обвел комнату.
Коваль понял, что хитроумный план его провалился. Вскользь глянул на Гороховскую — не предупредила ли Козуба? Актриса сидела ни жива ни мертва, вытаращив глаза на юрисконсульта и сжав губы, словно боялась выдать себя каким-нибудь невольным восклицанием.
Козуб предвосхитил вопрос Коваля:
— Как эта великолепная вещица попала ко мне? Расскажу. — Он положил фигурку себе на колени. — Производили обыск у Апостолова. Вы помните этот обыск, Алексей Иванович? Вы ведь тоже принимали в нем участие. — Решетняк пожал плечами. Он не помнил. — Так вот. Статуэтка валялась на полу, под столом, в столовой. Поскольку она серебряная, я подумал, что ее потеряли грабители, и решил приобщить к делу как вещественное доказательство. Ну, а потом, когда вещественным доказательством ее не признали, положил ее в ящик стола. Там она провалялась какое-то время, я о ней забыл. Как-то наткнулся на нее случайно. Кому отдать? Некому. Так и осталась у меня. Конечно, Дмитрий Иванович, это с моей стороны преступление, — улыбнулся Козуб подполковнику. — Могу и статью назвать. Но, надеюсь, не арестуете. Срок давности.
Он еще раз улыбнулся и, встав, преподнес статуэтку профессорше.
— Мне остается только просить прощения, Клавдия Павловна. Но сейчас я с величайшим наслаждением возвращаю эту чудесную статуэтку ее истинной владелице. Прошу принять во внимание смягчающие обстоятельства: я хранил это произведение искусства в течение многих лет, возил его во время войны в эвакуацию.
Клавдия Павловна скользнула взглядом по статуэтке, потом внимательно посмотрела на Козуба.
— Нет, нет, благодарю. Она принадлежит вам. Вы и действительно заслужили ее, храня столько лет. Кстати, еще неизвестно, в самом ли деле была она собственностью отца.