Тайна замка Роксфорд-Холл (Сеанс)
Шрифт:
Он осторожно уложил их на место, достал деревянный молоток и принялся обследовать убежище. Несмотря на холод, я осталась понаблюдать, как он выстукивает, ощупывает каменную кладку, как пытается вывернуть то один кирпич, то другой. Эхо звучало ужасно громко. Древние Роксфорды, с потемневшими от вековой грязи и копоти лицами, сердито взирали на нас; свет из окон над ними шел тусклый, невыразительный, серый.
— Смысл таких убежищ в том, — сказал Эдвин, — что их строили, чтобы они могли выдержать прямое нападение: есть донесения, что стены здания могли быть наполовину разрушены, а беглец в убежище, на
Стены казались сплошными, сложенными из прочного кирпича, я не видела никаких щелей или отверстий.
— Почему вы думаете, что здесь можно что-то найти? — спросила я.
— Прежде всего по тому, как установлен этот саркофаг. С какой стати кому-то вздумалось поместить гробницу в камине?
— Потому что на самом деле это никакой не саркофаг.
— Вы можете быть вполне правы, хотя как раз об этом я не подумал: замков на нем десятки лет никто не касался — они сплошь заросли ржавчиной. Нет, но саркофаг — залог того, что никто не вздумает разжечь в камине огонь. А это означает, что там, в дымоходе, есть что-то, что надо оберечь.
Сейчас, применяя свой талант на деле, Эдвин стал совершенно другим человеком: уверенным, твердым, каким я никогда не видела его раньше. Он пользовался деревянным молотком и коротким металлическим стержнем и поочередно проверял каждый кирпич. Я жалела, что ничего не могу сделать, чтобы ему помочь: мне оставалось только дрожать от холода и тщетно пытаться избавиться от ощущения, что кто-то за мной наблюдает. Хотя Эдвин не так уж сильно ударял стержнем по кирпичам, каждый удар молотка будил множественное эхо, отдававшееся от стен ружейным залпом, а мне иногда казалось, что за этим эхо слышны чьи-то шаги. К тому же свет заметно тускнел, хотя не было еще и трех часов дня.
— Эврика! — вскричал вдруг Эдвин.
Он проверил уже всю внутреннюю стену и добрался до ее подножия: теперь он стоял на коленях на полу. Я смотрела, как он вынул один кирпич, просунул в отверстие руку (мне вовсе не хотелось бы самой сделать такое!) и после недолгих усилий вытащил оттуда исцарапанный деревянный стержень размером примерно со свечу.
— Как странно, — сказал он. — Это стопор. Его можно найти на месте, только если кто-то находится внутри. Мне пришлось взломать цемент — видите?
Я не очень поняла, что я должна видеть, но уловила нотку беспокойства в его голосе.
— Не думаете же вы… — начала я.
— Ни в коем случае.
Эдвин схватился за край отверстия, которое он проделал. Со скрипом и скрежетом небольшая секция каменной кладки отошла наружу, словно низкая, узкая дверца: облако пыли и песка выплыло на галерею и медленно осело вокруг нас.
— Что ж, — сказал Эдвин, откашливаясь, — здесь точно никого нет, во всяком случае никого живого.
Он зажег фонарь, и сквозь плавающую в воздухе пыль я разглядела узкую каменную лестницу, спиралью уходящую наверх, во тьму.
— Видите ли…
Его слова были прерваны шумом, раздавшимся откуда-то со стороны библиотеки. На миг мы замерли, прислушиваясь. Шум не повторился. Эдвин наклонился, подобрал с пола деревянный молоток и быстро прошел десять шагов до двери в библиотеку. Я последовала за ним,
В библиотеке никого не было, не было и видимого источника шума, пока я не заметила на полу рассыпавшиеся листы рукописи Джона Монтегю, которую я оставила лежать на растрескавшемся кожаном кресле. Теперь она вся рассыпалась по полу рядом с креслом, тут же валялись и дневники Нелл.
— Вероятно, сквозняк, — сказал Эдвин. Но воздух в библиотеке был совершенно неподвижен.
И что-то еще изменилось. Снаружи, где за окнами, всего ярдах в пятидесяти от дома, можно было видеть очертания деревьев, вообще ничего не удавалось разглядеть, ничего, кроме густого, волокнистого тумана, застилающего стекла.
— Сумеет ли кучер нас найти? — прошептала я.
— Не знаю, — ответил Эдвин. — Надо надеяться, туман рассеется до того, как стемнеет. А тем временем мы сможем выяснить, куда ведет эта лестница.
В последний раз оглядев библиотеку тревожным взглядом, он пошел впереди меня назад, на галерею. Когда он уже собрался было ступить в проем, меня вдруг охватила паника.
— А что, если вы окажетесь запертым в ловушке? — спросила я. — Я же не буду знать, как вас оттуда вызволить.
— Но мы не можем оба подняться туда, — сказал он. — Просто на всякий случай…
— Тогда поднимусь я, — сказала я. — Хотя бы недалеко наверх, пока вы стоите настороже. Правда: мне тогда будет не так страшно.
Я взяла фонарь из руки Эдвина — он отдал его не очень охотно — и шагнула за порог, в цилиндрической формы каморку не более трех футов шириной. Каменный пол покрывал густой слой пыли и песка. Я направила луч фонаря вверх, но смогла увидеть лишь винтовую лестницу, спиралью поднимающуюся во тьму.
— Мне придется подняться на несколько ступеней, — сказала я.
— Тогда, ради бога, будьте осторожны!
Пробуя ногой каждую ступеньку, я неловко поднималась наверх, боясь споткнуться о собственные юбки. От затхлого воздуха щипало глаза, стены были буквально задрапированы паутиной, но паутина выглядела старой и хрупкой, и ничто не шевелилось в ее сетях, когда я проводила по ним лучом фонаря. Вот так, наверное, пахнет в древних гробницах — в гробницах, простоявших запечатанными сотни лет, где даже пауки умерли голодной смертью.
Я завершила подъем по двум полным виткам спирали, когда лестница окончилась у узкой деревянной двери, вделанной в стену так, что образовался узкий выступ, на котором едва можно было стоять. Мои волосы касались каменного свода этого помещения. Я взглянула назад — вниз, куда уходила лестница, и у меня так закружилась голова, что пришлось схватиться за ручку двери, чтобы не упасть. Ручка повернулась под моей рукой, и дверь отворилась.
За нею оказалась комнатка или, скорее, келья, может быть, футов в шесть на семь величиной; потолок ее находился всего в нескольких дюймах над моей головой. Дверь открывалась внутрь и влево, едва оставляя место для стула с прямой спинкой и стола, придвинутого к противоположной стене. На пыльной поверхности стола я увидела графин, бокал для вина, два подсвечника, чернильный прибор с полудюжиной гусиных перьев, тоже густо покрытых пылью, а за ним — застекленный книжный шкаф из двух полок друг над другом, содержащий вроде бы около тридцати или сорока одинаковых томиков.