Тайна зеркала
Шрифт:
Сколько можно говорить, не девчонка он!
А ругаться не позволяли воспитание и гордость: мама всегда говорила, что первый признак слабой натуры – желание вылить недовольство собственными ошибками и промахами на совершенно невинных людей. Или зверей. Или просто в никуда.
И Костик не раз убеждался, как права мама. Когда у одного из их соседей, спесивого и никчёмного мужичка, случалась по работе какая-нибудь неприятность, об этом знала вся улица. Колька матерился и орал как ошпаренный, громогласно обвиняя во всём случившемся жену. Что смешнее и печальнее всего, несчастная женщина обычно даже представления
Ну а проявить второй признак слабости – напиться в зюзю – ему вообще не грозит.
По многим причинам. И даже не принципы и не отвращение парня к спиртному тому виной. Просто тут, на Сузерде, вообще нет традиции распития чего-то крепче кваса. Более того, приезжим и торговцам строго-настрого запрещено провозить на материк вина и настойки.
Таможенники, проверяя прибывающие суда, безо всяких разговоров сливают всё, что кажется им подозрительным, прямо в море. Вот потому-то матросов, стремящихся предотвратить такое непочтительное отношение к любимым бутылям, юнги и поварихи обычно стаскивают на берег за руки и за ноги и рядком складывают под навесами рядом с пристанью – отсыпаться.
Но сегодня судов не было, после позавчерашнего шторма ни одно из тех, какие искали укрытия в тихих бухтах архипелага, пока дойти не успело. Вот и выбрала Сая для занятий местечко в тени дальнего причала, где увидеть их не смог бы ничей любопытный взгляд.
Почти час, скинув ненавистную юбку, Костик повторял давно заученные движения, проверяя возможности нового тела. И постепенно приходил в отчаяние. Вместе с ненавистным жиром он утратил и кучу полезных способностей. Руки стали не только легче, но и короче, а запястья и ладони обрели непривычную изящность и хрупкость. И обострённую чувствительность к боли. Видимо, потому, что мышцы не защищал даже тонкий жировой слой. После часа пробных ударов по одной из опор пристани руки Тины расцвели синяками различной величины и окраски.
– Может, хватит? – робко поинтересовалась Сая, державшая наготове горшочек с мазью. – Скоро стемнеет.
Ну, про «скоро» она, допустим, преувеличила, солнце ещё стояло над горизонтом так высоко, как на земле в семь часов вечера. Но про крах своих надежд Костик понял и сам. Да и чего тут не понять – весь наработанный потенциал бойца пошёл насмарку. Хотя осталось и слабое утешение: ни быстроты реакции, ни координации он не потерял. И значит, учиться заново будет много проще.
Хотя работать придётся немало. Отжиматься и прыгать через скакалку, бегать и приседать. И ещё много разных необходимых для восстановления мышц упражнений.
– Уговорила, – хмуро бросила Тина, – пошли назад. Только сначала искупнёмся.
– Женщины купаются дальше. – Сая махнула рукой в сторону скал. – Тут мужчины могут увидеть.
– Блин! – рыкнул, мгновенно зверея, Костик. – А то, что я увижу, ничего?
– Ничего… – с жалостью глянув на него, почти прошептала моряна, и парнишка вдруг залился жарким румянцем.
Ну конечно, ничего! Да и что он теперь может сделать, приставать начинать?! Фу.
А от взглядов парня, которого все считают девушкой, никому ни холодно, ни жарко!
– Идем туда, где никого нет, – мрачно решил Костик, – но я буду купаться отдельно.
– Хорошо, – покладисто согласилась Сая, пусть иномирянка лучше плавает,
Место для купания моряна выбрала просто отличное: крошечная бухточка за скалами, вся загромождённая валунами и обломками камней. Нашла песчаный пятачок между двух огромных осколков и решительно начала развязывать пояс кофточки, давая понять, что уходить отсюда не собирается.
Костик упрямо сжал зубы и пошлёпал дальше – наверняка тут есть ещё не одно подобное местечко.
Неподалёку и впрямь нашёлся лоскут чистого рыжего песка, но, лишь сбросив одежду и торопливо шагнув в прогретую воду, Костик сообразил, что не могла Сая не знать про этот пляжик. Значит, специально уступила ему более удобное место, вспыхнула в мозгу виноватая досада, а он ещё и обижался!
Плавать и нырять Костик умел и любил с детства, добравшись до моря, забывал обо всем и мог купаться до тех пор, пока мать не выгоняла на берег. Вот и теперь, отбросив все проблемы и заботы, ринулся навстречу лёгкой волне, взлетая и продвигаясь всё дальше и дальше.
Там, метрах в двухстах от берега, темнел островок, просто скала, обкатанная морем, и было видно, как один её край полого спускается к воде. Костик всегда обожал именно такие местечки и мог подолгу валяться на прогретых камнях, воображая себя их единовластным хозяином. Вот и теперь страшно захотелось полежать в одиночестве и немного подумать о произошедшем. А может, и немножко поплакать, пока не видит жалостливая Сая.
Опыт не подвёл, на камень действительно можно было забраться, и Костик, старательно отводя взгляд от собственного тела, осторожно полез вверх по мокрой и гладкой поверхности. Его не сразу насторожила какая-то неправильность, странность этого места, и только почти добравшись до плоской вершины, парнишка задумался: а почему, собственно, камень мокрый?!
Ведь нет ни дождя, ни сильной волны, и брызги от волн, разбивающихся о подножье скалы, не достают до его тела. Он бы тотчас ощутил их ставшей необычайно восприимчивой голой кожей.
Костик встревоженно осмотрелся, поднял взгляд выше и понял, что напрасно вёл себя так же беспечно, как в собственном мире. На этот камень и кроме него было достаточно претендентов.
Совершенно немиролюбивой внешности. Но рассматривать их подробно не было ни времени, ни желания.
Бежать, уплыть! – единственное, что в этот миг пришло ему в голову, и Костик не стал раздумывать. Выпрямился, оглядываясь, куда лучше прыгнуть, чтоб не сломать себе ноги и… ничего не успел. Пучок длинных, зеленовато-серых, совершенно осьминожьих щупалец бесшумно метнулся перед глазами, вмиг превратив парня в туго спелёнутого пленника.
Дёргаться и орать Костик не стал. Зачем? Мигом понял, насколько это бесполезно. Просто сжался и притих. Мелькнула, правда, где-то на периферии сознания тоскливая мысль, что в таких случаях вроде положено какие-то светлые моменты вспоминать… или что-то важное говорить, потомкам на память. Но как назло ничего такого на ум не приходило, даже обидно как-то стало. Да и потомков что-то поблизости не видно. Или тех, кто запишет для них его слова.
А щупальца тем временем ловко развернули его лицом к скале и потащили на вершину. Туда, где, как смутно помнилось Костику, и обосновалось главное чудовище.