Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]
Шрифт:
Сомнений больше не было, и я пошёл отвязывать от Золотой Колесницы трос. Мы отрезали от него два куска, чтобы хватило связать руки и ноги, потом вытащили потихоньку из-под головы у этого арийца винтовку и топор. Лёвка стал с топором у него над головой, а мы с Димкой сначала связали ему ноги, чтобы не вздумал бежать, потом принялись за руки, но это оказалось труднее: этот тип подложил правую руку под щёку, а мы хотели обтяпать всё дело спокойненько, без шума и крика. Мы подождали ещё немного, наш пленник пошевелился и перевалился на живот,
Мы сели у костра и, как краснокожие из романа Фенимора Купера «Зверобой», стали обсуждать, что делать с пленным.
— Надо его прикончить… — и, хотя Димка и не собирался спорить, Лёвка начал выпучивать глаза.
— Нет, Фёдор Большое Ухо! — сказал я. — Сонных врагов, да ещё связанных, убивать не годится.
— Давайте его разбудим, поставим на ноги, огласим приговор и расстреляем по закону, — предложил Димка.
— Такого закона нет, чтобы пленных расстреливать. Давайте сведём его к чекистам: там разберутся.
— А если убежит?
— Не убежит. Он же связанный.
— А связанный как же он пойдёт?
— Мы его погрузим на колесницу и повезём…
— Вот ещё чего не хватало, — заворчал Лёвка. — Он будет лежать, как боров, а мы должны пыхтеть и его же везти.
— Не разговаривать! — приказал я, и мой властный голос разбудил лесную тишину.
Но разбудил он также и пленного. Фриц пошевелился, забарахтался и начал бормотать не то по-немецки, не то по-русски.
— Ребята! — наконец, закричал он, перевёртываясь на спину. — Это кто же меня связал?
— Вы арестованы, — твёрдо сказал я. — И мы отдадим вас в руки советских властей.
— Будешь знать, как бомбить наши заводы, — зашипел на него Лёвка. — Теперь всё: отбомбился.
Наш пленный вдруг весело захохотал; никак нельзя было подумать, что ему осталось жить каких-нибудь 24 или 48 часов.
— Молодцы, ребята! Немного перестарались, но это ничего. Когда-нибудь вот также и настоящего фашистского волка свяжете. Ловкачи, ничего не скажешь! — и он опять залился смехом, высоко подбрасывая вверх связанные ноги.
— Ты ногами-то не особенно взбрыкивай, — пригрозил Лёвка. — А то вот как хвачу топором, так и успокоишься.
Пленный посмотрел на него, потом вдруг сел и говорит:
— Ты, пожалуй, и в самом деле зарубишь. Ну-ка, кто у вас начальник? Лезь ко мне в карман и проверяй документы.
Я смотрю, а пленный уже и руки развязал. Сложил их для вида на спине, ехидно уставился на меня голубыми глазами, а сам только и думает, наверно, о том, чтобы задушить меня, как только я полезу к нему в карман. По моему знаку Димка взял в руки винтовку и приставил дуло к затылку пленного.
— Ты, вот что, — пригрозил я. — Не
Пленный сразу перестал улыбаться.
— Лезь в карман, — уже серьёзно вымолвил он. — Свой я. Не видите, что ль?
— Не шевелись! — приказал я и осторожно запустил руку ему под пиджак во внутренний карман.
У пленного нашёлся паспорт и удостоверение личности. Я отошёл к костру и, глядя в документы, повёл допрос:
— Фамилия?
— Соколов.
— Звать?
— Иван Никитович.
— Национальность?
— Русский.
Все ответы пленного-сходились с тем, что было записано в документах.
— Ты печать, посмотри, печать, — шептал Лёвка.
Посмотрел печать — наша, Острогорского Совета депутатов трудящихся. Вот так штука! Своего, выходит, забарабали, а Лёвка даже прикончить его предлагал! Хорошо, что по закону решили действовать.
— Простите, товарищ Соколов, ошибка вышла…
— Ничего, бывает… Ну и молодцы же вы, скажу я вам! Ловкачи! — опять повторил он.
Мы очень обрадовались, что нам не надо никого ни приканчивать, ни расстреливать и что в руки попался, к счастью, советский человек.
Мы развязали пленника, и тут уже он допрос нам повёл, кто такие, да откуда, да к да? Пришлось изворачиваться: сказали, что везём кое-какое барахлишко к дедушке.
Рыжий человек распрощался с нами, взял топор, винтовку и направился по дороге в ту сторону, куда и мы до сих пор шли. Он несколько раз оборачивался, весело махал нам рукой, а когда достиг поворота, крикнул неожиданно по-немецки: «Ауфвидерзейн!» и исчез.
— Ну, ясно — фриц! — с досадой плюнул Димка. — Только прикидывался, что по-немецки не понимает.
— Эх ты, командир! — обрушился на меня Лёвка. — «Ошибка вышла! Извините, товарищ!» Вот тебе и товарищ! Такую птицу упустили!
Что теперь было делать? Догонять его? Ну, догоним, а дальше? Он же нас и перестреляет. Бежать в Острогорск? Поздно: враг успеет скрыться.
Я решил, что будет лучше, если пойдём вперёд по нашему маршруту и при первой же возможности поставим кого следует в известность о появлении врага в лесу.
Пока мы спорили, совсем рассвело. Костёр погас. Из леса, как из погреба, потянуло сырым холодом, и нас стала пробирать дрожь.
— Пора уже вставать на Тропу. Интендант, дай нам чего-нибудь перекусить на дорожку…
Но не успел Лёвка выполнить приказания, как со стороны города послышался шум автомашины.
— Дублёная Кожа! Беги к дороге и выясни, что за транспорт идёт.
Димка вернулся сам не свой.
— Наши, — шепчет, — нас разыскивают. Едут моя мама, Лёвкина мама и ваш дядя Паша. И всё про нас разговаривают. А Лёвкина мама так ругается, что даже страшно. Я, говорит, как только поймаю его, так сначала всю кожу с него сдеру, а потом посолю и в пустой сундук закрою.