Тайна Зыбуна
Шрифт:
Но и в Юртах ребят не оказалось. Ничего не дали и поиски на вертолете. Летчик, отец Володьки и Жуванжа совещались у юрты бабушки Эд.
— О чем они расспрашивали вас, бабушка? — допытывался Максим Максимович.
— Я коворила им: не шмейте! Проклятое мешто! Ушли… Вот! Всех забрал Нуми-Торум. Не хотите туда. Нихто не вернется!
Бабушка Эд закрывает глаза и, посасывая трубочку, тихо раскачивается из стороны в сторону. Максим встает; к ощущению постоянной болью отдающейся в сердце тревоги за сына примешивается еще нетвердое
— Значит, смотрел гряду? — прервал его, размышления Нюролька.
— Над самой пролетали. И по краю…
Письмо оказалось подлинным. Только писал его… дед Володьки, погибший в 1918 году.
Максим Максимович рассказал об отце, участнике баррикадных боев на Красной Пресне, отправленном вскоре на каторгу в Сибирь.
— А вот где, когда и как погиб он — никто не знал. Было известно лишь, что он бежал с каторги, воевал с Колчаком. «А почему у нас такая смешная фамилия — Око?» — не раз спрашивал его Володька. Однако он так и не объяснил ему, что Око — это подпольная партийная кличка его деда. Максим знал о терзаниях Володьки из-за этой действительно необычной для русского фамилии. А не открывал ему тайны происхождения ее из-за боязни, что он будет бравировать этим, рассказывать историю ее кстати и некстати. Говорили, что отец Максима любил пословицу: «Зуб за зуб, око за око». И вот однажды ему выписали новый, конечно, как тогда говорили, липовый паспорт на имя Максима Око. С ним он встретил революцию, женился…
Текст берестяного письма оказался самым обыкновенным:
«Т оварищи! Пол ковникаи Епишку наш лина гр яде мертвыми. О зерова свал ил тиф. Через б олотонес насебе. Забол елсам. По каесть силы, буду д елать затесы, тропу потерял. Если что — про щайте…»
Санька с жадностью набросился на грибницу, хлебнул и — сплюнул.
— Эх, тяпа он, растяпа! А посолить-то забыл! Где соль?
Хасан достал соль и, размешивая, обратил внимание на необычный для грибницы из толкачиков цвет отвара.
— Слушайте, ребята, — склонился Хасан над котелком. — Сварены одни толкачики и дождевики, а навар не такой, не светлый, да и очень уж густ. И грибов-то кого? Мало. А навар? — заговорил он так, будто с ним спорили.
— А что он мог? — принялся помешивать, грибницу и Володька. — Отравы какой подсыпал?
— Скажешь тоже! — усмехнулся Санька.
— Вот что! — осенило Володьку. — Пошли обратно, домой! Пока он ходит — мы уже будем на Зыбуне, за сограми…
Но никто ему не ответил. Да и сам он понял, что идти с одним
— Надо попробовать добыть белок, — предложил Хасан.
— Чем?
— Будем разряжать мои патроны. Пистоны у нас тоже есть. Еще штук десять.
— Да, выстрелить — выстрелишь, а снова зарядить он не даст. Отберет письмо и заставит копать силой.
— Тогда зачем ему нас травить? — облизывался Санька, не отрывая глаз от котелка. — Ведь золото мы еще не нашли!
Никто не ответил Саньке: кто знает, что у Мажорова на уме?
— А давайте отольем супу во фляжку! В Рыльске попросим проверить, — предложил Володька.
Но как быть с водкой? Решили ее не выливать. С водкой и грибница дольше сохранится.
— А что скажем Мажорову? — и на недоуменные взгляды товарищей Володька ответил: — Если грибница отравлена, а с нами ничего не случилось, он поймет, что мы его обманули. Слушайте и учитесь! — встал Володька и вылил остатки грибного супа на песок. — Вы ругайте меня, скажите, что я растяпа, обжегся и выронил котелок. Все разлил. И мы съели последнюю банку…
— А если дядя Степан станет проверять?
— «Дядя, дядя», — не выдержал Володька. — Серый волк ему племянник. Полезет по рюкзакам нахально — ты, Санька, бей его прикладом, а я палкой. Ты, Хасан, схватишься за его ружье…
Когда Мажоров вернулся, голодные желудки помогли Хасану и Саньке разыграть бурное возмущение Володькой.
— И банку НЗ открыл он! — разошелся Хасан.
— Съели НЗ? — Да как ты смел? А обратно думаешь идти? Или я буду тебя кормить? Молокосос!
Не выпуская ружья, Мажоров без стеснения, впрочем с подчеркнутой небрежностью обшарил карманы Володьки, отнял фляжку. Мысль направить злость юртинцев против Володьки понравилась Степану, и он не стеснялся.
«Ухватится за Санькино ружье — тресну его по затылку прикладом, — решил про себя Хасан, мысленно примеряясь, куда и как будет удобней ударить. — Втроем-то мы его живо!»
Мажоров взболтнул фляжку.
— Что в ней?
— Смотрите, — буркнул Володька.
Мажоров отвинтил пробку, понюхал: «Вино! Вот-те и молокососы! С настоечкой шарятся!»
— А вот с вином ходить тебе еще рано, — и он прицепил фляжку к своему ремню.
— А ну, копать! — приказал Мажоров и отошел, сел под куст.
Володька, похудевший сильнее всех, уже пошатывался от голода и усталости. Руки, не привыкшие к физической работе, поламывало в суставах. Но на открытый «бунт» и он не решался.
Вечером, едва начинало темнеть, Мажоров торопливо уходил спать почему-то в кусты, хотя, по его же словам, комары там, как звери. Утром он появлялся чуть свет. Сегодня, несмотря на то, что солнце уже поднялось над лесом, Мажоров не появлялся.
«Отчего бы это? — задумался Володька. — Уж не сбежал ли он, украв берестяное письмо?»