Тайна
Шрифт:
Значит, рабочему все-таки удалось бежать. Его ищут, а он притаился где-нибудь под лестницей или в темном подвале. Сколько раз случалось в Вербовом — мальчишки угодят камнем в чужое окошко, а потом давай бог ноги и прячутся от погони. Бывало, лежишь в подполе, не шелохнешься, только слушаешь, не идет ли кто. А кругом полно мышей. Лацо мышей не боится, хотя и терпеть их не может. Вот крысы похуже. Если в подполе появлялись крысы, ребята с криком удирали — любая взбучка казалась им менее страшной.
Рабочий,
А что, если этот рабочий заболел? Ведь у него все лицо было в крови. Только бы ему не потерять сознания на улице! Если бы Лацо мог хоть чем-нибудь ему помочь — укрыть его в безопасном месте!.. Тогда он созвал бы всю команду и сказал: «Все в порядке! Не бойтесь за него, я его спрятал так, что никакой Костка не найдет, даже если все закоулки в доме обшарит». Лацо уже кое-что придумал. Правда, пока еще он не нашел тайника, но обязательно присмотрит что-нибудь подходящее.
Испорченный лифт для этого, пожалуй, непригоден. Во-первых, Зузка считает его своим открытием, а во-вторых, туда в любую минуту могут заглянуть монтеры. Надо подыскать что-нибудь получше. Гардистов легко протеста — лишь бы Зузка с перепугу не наболтала лишнего, когда они придут к Сернкам. Но нет, Зузка на них и не взглянет. А сам Лацо — чего он струхнул и забился за шкаф? Что они ему сделают? Костка вряд ли разглядел его утром в толпе ребят. Лацо только выдаст себя, если будет прятаться. Вот нарочно он возьмет сейчас и подойдет к столу.
С бьющимся сердцем Лацо вышел из своего уголка. Взглянув на него, Костка сразу оживился:
— Ты в какой школе учишься, паренек?
Лацо обмер — такое же чувство он испытывал, когда его вызывали к доске, а он не знал урока. Нет, на этот раз, пожалуй, все обстояло еще хуже. Гардист, чего доброго, начнет расспрашивать, как было дело утром.
— В этой, — ответил Лацо и махнул рукой в сторону плиты, где тетя разогревала ужин.
Костка оглушительно расхохотался. Его огромное брюхо так и заколыхалось.
— У тети кухарничать учишься?
Лацо густо покраснел.
— Стало быть, ты ходишь в школу на вашей же улице?
— Да, — еле слышно ответил мальчик.
— А кто вам разрешил сегодня выбегать на улицу?
— Да ведь он еще ребенок, что вы от него хотите? — вступилась за сына Главкова.
— Хорош ребенок! — огрызнулся Костка. — Из-за таких сопляков я, можно сказать, в дураках остался. В гарде показаться стыдно.
Дядя вопросительно вскинул глаза и еще больше нахмурился.
— Отвечай,
Лацо вцепился обеими руками в шаль матери.
— Я ничего не знаю, — пролепетал он, окончательно оробев.
Главкова привлекла к себе сына и крепко прижала его к груди.
Гардист сердито сопел, над столом разносился запах водочного перегара.
С лестницы донесся топот подкованных железом сапог и гул голосов, потом все стихло. Лампа над столом слегка закачалась, по стенам пробежали зыбкие тени.
— Мои парни пошли в погреб, — сказал Костка. — Не удрать ему от нас. Найдем!
Потом он посмотрел на мальчика и кисло усмехнулся:
— Что с тобой разговаривать! В школе всех допросим. Наведем порядок.
Костка потянулся к бутылке. Рука плохо его слушалась, и он пролил водку на стол. Тогда, обмакнув в луже указательный палец, Костка принялся писать на клеенке свое имя печатными буквами. Лысина его покрылась блестящими капельками пота, а редкие волосы на висках слиплись. Размазав водку на клеенке, Костка самодовольно вытаращил помутневшие глаза и залюбовался своей работой.
Дядя попытался было прибрать на столе.
— Пусти, — зарычал Костка, резко оттолкнув его руку. Потом, спохватившись, добавил: — Погоди, я напишу и твое имя.
И он снова принялся размазывать водку на столе.
На площадке за дверью вновь послышались шаги, и в кухню бесцеремонно ворвались гардисты. Костка стукнул кулаком по мокрому столу и, пошатываясь, встал:
— Нашли его?
— Никого не обнаружили, — доложил один из гардистов.
— По квартирам ходили?
— Во всех побывали.
— Еще эту обыщите, — Костка ткнул пальцем в дверь спальни Марковых и повернулся к дяде: — Приходится соблюдать формальности, приятель, ничего не поделаешь.
Гардисты устремились в спальню. Открыли шкафы, разворошили постели.
— Кончать! — нетерпеливо гаркнул Костка, застегивая мундир. — Иозеф! — обратился он к дяде, торжественно указывая на стол. — Запомни мое имя. Оно когда-нибудь прославится. Я найду этого прохвоста хотя бы в аду…
Наконец гардисты ушли вместе с Косткой.
Дядя сел за стол, засунул руки в карманы и тупо уставился в одну точку.
Тетя, громко причитая, принялась приводить в порядок спальню. Мать вытерла стол. Дядя Иозеф мрачно прохаживался по кухне, о чем-то размышляя.
— И ты с ним водишь компанию, зять? — спросила Главкова.
Тетя, вернувшаяся в кухню за щеткой, злобно сверкнула глазами.
— Да, это его приятель, закадычный друг! Всю мою квартиру в хлев превратили! Напрасно ты его напоил, Иозеф, никакой тебе от него пользы. Он одно знает — налижется, как свинья, напачкает всюду, насорит да пол истопчет.