Тайна
Шрифт:
— Ну и пускай! — фыркнула Зузка. — Вот мы посмеемся!
— Довольно, дети! Спать пора. Всю вашу историю я уже наизусть знаю, — строго сказала Сернкова.
— Я подожду папу, он еще не слышал, — ластилась Зузка к матери.
— Папа очень поздно вернется с работы. Расскажешь ему завтра, Зуза. — Сернкова высвободилась из объятий дочки и озабоченно посмотрела на стенные часы. — Вам-то хорошо, дети, у вас жизнь вся впереди, и, я надеюсь, вас ждет много радостей, — прибавила она, глубоко вздохнув.
— Почему ты говоришь, что нам хорошо? — горячо возразила Зузка. —
— Ложитесь спать, ребятки. У меня голова что-то разболелась, я сегодня устала, — сказала Сернкова и снова посмотрела на часы.
Зузка поморщилась, но все-таки поцеловала мать и пожелала ей доброй ночи. Лацо постелил себе на кушетке, лег и закрыл глаза. В комнате стало тихо. Башенные часы лениво пробили десять. Сернкова бесшумно ходила по кухне; Лацо почувствовал приятный запах свежезажаренного кофе. Он свернулся клубочком под одеялом, ему было тепло и уютно. Начальник гарды, школа, бульканье кипящей в кофейнике воды — все провалилось куда-то во тьму, и Лацо уснул.
Ночью мальчика разбудил странный шорох; ему показалось, что кто-то шаркает босыми ногами по сухим листьям. Лацо беспокойно повернулся на спину. Звуки сразу прекратились, снова стало тихо. «Должно быть, мне приснилось», — лениво подумал он и хотел было лечь на бок, как вдруг шорох возобновился, и где-то совсем рядом, за изголовьем кушетки. Лацо слышал его теперь совершенно отчетливо.
— Мальчик всегда мечется во сне, — шепотом произнес знакомый голос. (Лацо тотчас сообразил, что принадлежит он отцу Зузки.) — Так ты говоришь, Руде удалось бежать?.. И малыши ему помогли?.. Неплохо, неплохо.
Второй голос звучал не так ясно, то замирал, то усиливался.
— Руда человек крепкий, в нашей работе он незаменим.
Сернка снова что-то сказал, но на этот раз невнятно, Лацо даже померещилось, будто до него доносится не человеческая речь, а журчанье ручья лунной ночью в долине Вербового.
— Да, есть у нас люди, и какие еще!.. С горячим, живым сердцем… — Собеседник Сернки говорил теперь более спокойно, легче было разобрать его слова.
— Комитет уже принял решение… Руда будет связным между обеими группами, твоей и моей, — продолжал Сернка. — Он верный товарищ. Впрочем, сам убедишься. Как же я рад, Ондришка!.. Мы так тревожились, удастся ли тебе, не помешают ли…
Сернка, увлекшись, заговорил почти полным голосом.
Лацо старался не пропустить ни слова. У мальчика трепетно забилось сердце. Ему и самому страстно хотелось бороться, помогать старшим товарищам.
— Да, народ просыпается. Кое-кто пока еще заботится только о своем родном гнезде. Но ничего, такие тоже вскоре прозреют, убедятся, что пришла пора защищать землю, на которой
Потом он заговорил о чем-то непонятном для Лацо. Мальчику никак не удавалось ухватить смысл его слов.
— Знаешь, Ондриш, — снова раздался голос Сернки, — иногда меня охватывает неудержимое желание выбежать из мастерской, подойти к некоторым трусам и крикнуть им прямо в лицо: «Эй вы, слепые кроты!» Понимаешь ли…
— Но мы же все время только это и делаем! И наши ребята отлично доказали им, на что они способны, — нетерпеливо прервал Сернку его собеседник.
— Твоим бегством мы им здорово насолили. Но меня беспокоит судьба остальных заключенных. Как бы их после процесса не услали в Германию. Наше так называемое правительство ведь ни шагу не ступит без указки немецких фашистов…
Сернка умолк. Скрипнул стул, потом послышались тяжелые шаги незнакомца — похоже было, что он передвигается с большим трудом.
— Я немножко постою, — произнес гость. — У меня все тело болит. Должно быть, печень отбили.
— Ондриш, — озабоченно сказал Сернка. — Выпей чаю…
— Здорово придумал! — Незнакомец весело рассмеялся. — Мы разбудим паренька. Ничего мне не надо. Я чувствую себя так, словно заново на свет родился… Главное, что мне дали район. Эх, поскорей бы за работу! Хватит с меня безделья.
…Когда Лацо проснулся, в кухне было светло. Сернкова готовила завтрак. Мальчик удивленно огляделся. Нет, это был не сон — у окна все еще стояли два стула, на полу валялись окурки.
Глава XXV. На вокзале
— В узелке — яички, а в бумажке — соль. Смотри не рассыпь, — поучала Главкову тетя Тереза.
Лацо рассматривал зеленый грузовичок с черными колесами, купленный тетей для Ферко. Интересная машина — на нее можно погрузить настоящий песок или щебень. Лишь бы Ферко не пришло в голову перевозить целые булыжники.
Когда они, бывало, играли у речки, Ферко всегда выбирал для плотины самый большой камень. Пытаясь сдвинуть булыжник с места, малыш пыхтел, сопел, а потом принимался реветь, и Лацо приходилось бежать на помощь братишке. Однажды они провозились так полдня, и их застигла в поле гроза.
— Мама, проследи, чтобы Ферко не сломал грузовичок. Когда я вернусь, мы придумаем интересную игру, — сказал Лацо.
— Хорошо, — задумчиво ответила мать. — Лишь бы с Ферко ничего не случилось без меня. Тете Кубанихе за ним не уследить, а он и минутки на месте не посидит.
— Полно, Ганка, не расстраивайся зря. Собери вещи, скоро будешь дома — увидишь мальчонку. Как приедешь, черкни несколько строчек, напиши, все ли в порядке, — попросила тетя.
— Да, я надеюсь, ты напишешь, — поддержал жену дядя Иозеф. — Мы, кажется, тебя не обижали. А если и поспорили малость, не беда. В семье всякое бывает. Правда?
— Правда, правда, что ты ни скажешь — все сущая правда. Я это слышу уже десять лет, одиннадцатый пошел! — проворчала тетя Тереза.
— Может быть, ты другого мужа себе заведешь, коли я тебе не по вкусу? — вскипел дядя.