Тайная дипломатия Кремля
Шрифт:
Надо дать официальное извещение с указанием на то, что общественное мнение СССР считает вдохновительницей убийства партию консерваторов Англии, старающуюся создать новое Сараево».
Никаких оснований полагать, будто британские власти причастны к убийству советского дипломата, у Сталина не было. Но он не только во внутренней, но и во внешней политике руководствовался собственными представлениями о том, что и как происходит.
По его указанию за убийство Войкова отыгрались на бывших монархистах, оставшихся в России – их назвали белогвардейцами и расстреляли.
Политбюро приняло решение:
«1. Издать
3. Поручить ОГПУ произвести массовые обыски и аресты белогвардейцев.
4. После правительственного обращения опубликовать сообщение ОГПУ с указанием в нем на произведенный расстрел 20 видных белогвардейцев, виновных в преступлениях против Советской власти.
5. Согласиться с тем, чтобы ОГПУ предоставило право вынесения внесудебных приговоров, вплоть до расстрела, соответствующим постоянным представительствам (по усмотрению ОГПУ) виновным в преступлении белогвардейцам…»
Дипломаты за колючей проволокой
В Москве радовались появлению любого сколько-нибудь заметного иностранца, предлагавшего либо свое внешнеполитическое посредничество, либо участие в восстановлении разрушенной российской экономики. 17 сентября 1920 года в Москву приехал американский инженер и бизнесмен Фрэнк Артур Вандерлип. Чичерин сообщил об этом Ленину: американец предлагал заключить договор о концессиях на добычу нефти и угля, а также вылов рыбы в Приморском крае и на Камчатке. Ленин тут же ответил Чичерину: «Я вполне за переговоры. Ускорьте их».
О предложении американца Ленин с гордостью рассказывал на партийной конференции, убеждая товарищей… и, может быть, самого себя, что внешнеполитическая блокада скоро будет прорвана.
18 мая 1920 года в Москву на Николаевский вокзал прибыла делегация британских тред-юнионов, симпатизировавших Советской России. На Каланчевской площади в честь британских профсоюзников состоялся митинг. Части Московского гарнизона устроили парад – такие почести оказываются только главам государств, но они в Москву не приезжали.
Накануне Чичерин написал Ленину:
«Многоуважаемый Владимир Ильич, скоро появится внезапно у нашей границы делегация тред-юнионов, которую надо будет принять очень любезно. Там будут головы первостепенного калибра. Необходима политическая подготовка их посещения».
В те месяцы Чичерин занимался не столько чистой дипломатией, сколько пропагандой. Советское руководство надеялось поднять европейских рабочих против собственных правительств и тем самым заставить Антанту прекратить помощь Белой армии.
21 августа 1920 года Чичерин обратился в политбюро:
«Поднявшееся среди английских рабочих движение уперлось в тупик. Они требуют, чтобы Англия не воевала против нас. Ллойд Джордж заявляет, что Англия не будет воевать и ввиду нашего отхода от Варшавы ему тем легче это выполнить. Чтобы движение английских рабочих имело пищу, оно должно перейти к новым лозунгам. Не подсказать ли им выставить наступательные лозунги, требовать от английского правительства прямой
Политбюро согласилось с предложением Чичерина и поручило ему телеграфировать находившемуся в тот момент в Лондоне Льву Каменеву, что надо попробовать убедить британских рабочих сменить лозунги. Реальное дипломатическое искусство потребовалось, когда Гражданская война уже шла к концу и настало время подписывать мирные соглашения с соседями. Чичерин тут же сообщил Ленину: «Наркоминдел не может привлекать для работы хороших сотрудников без предоставления им полного красноармейского пайка». Тогда работали не за деньги, а за еду – покупать было негде и нечего.
Летом 1920 года в Минске открылись переговоры о прекращении войны и заключении мирного договора между Россией, Украиной и Польшей. Но революционная дипломатия сильно отличалась от привычных норм и традиций. Представители советской делегации 19 августа пожаловались Чичерину в Москву: «Только что получена инструкция от Политбюро, подписанная тов. Троцким, которая заключает указания, проведение в жизнь которых означает срыв переговоров».
Чичерин обратился к Ленину:
«Со всей энергией присоединяюсь к заявлению о безусловной недопустимости применения к польской делегации каких-нибудь внешне унизительных скандальных аксессуаров вроде колючей проволоки, которая будет означать немедленный срыв переговоров в самой одиозной для нас форме в глазах всего польского народа…
Я уже полагал, что, основываясь на озлоблении населения против поляков, можно окружить их в их же интересах почетными телохранителями, предоставить им для хождения несколько определенных улиц, никого к ним не подпуская и не давая им возможности входить в какие-либо дома».
Чичерин обратился и к самому Троцкому, надеясь его переубедить. Лев Давидович ответил на следующий день:
«Считаю совершенно неосновательным протест Наркоминдела против решения политбюро ЦЕКА относительно режима для польской делегации. В моей телеграмме сказано буквально следующее: «Нельзя ли поместить ее за городом, обнести колючей изгородью известную площадь, запретив выходить за пределы изгороди?»»
Что унизительного в расселении делегации в помещичьей усадьбе, обнесенной колючей изгородью на протяжении нескольких десятин? В Брест-Литовске значительная часть площади была обнесена колючей изгородью с надписью «Всякий русский, застигнутый здесь, будет убит на месте».
Лев Давидович не мог забыть, как немцы обошлись с российской делегацией в Брест-Литовске. На его записке Ленин написал: «Я согласен с Троцким».
Мелкие каверзы, устроенные для того, чтобы потрепать польским дипломатам нервы, стали психологической компенсацией за неудачу в войне и необходимость принять крайне невыгодные условия мира. По существу, проигранная война с Польшей наложила серьезный отпечаток на всю предвоенную советскую политику. Ленин в 1920 году говорил, что «Польша является опорой всего Версальского договора. Современный империалистический мир держится на Версальском договоре… Польша – такой могущественный элемент в этом Версальском мире, что, вырывая этот элемент, мы ломаем весь Версальский мир».