Тайная история красок
Шрифт:
Рядом с большим храмом располагался храм поменьше, так называемый храм Песен, посвященный богу Бахусу (у греков ему соответствовал бог виноделия Дионис), который сохранился практически в первозданном виде. Я даже рассмотрела на колоннах резьбу в виде виноградной лозы, символизирующую плодородие и веселье. Как сказал наш гид, этот храм был своего рода ночным клубом, в котором обустроили даже винные погреба, куда имели доступ только жрецы. По иронии судьбы маленький храм лучше сохранился именно потому, что уступал по важности храму Юпитера. Фундамент его был ниже, поскольку и сам бог виноделия стоял значительно ниже верховного божества Юпитера, и когда жрецы покинули храм, уступив место разрушению, фундамент храма Бахуса быстрее покрылся защитным слоем почвы, причем здание осело довольно
Интересно, что соперничество между Бахусом и Юпитером, то есть между сексуальностью и властью, ощущается в каждом камне этого места, потому что пурпурный символизирует и то, и другое — цвет императорской власти и цвет облачения высших чинов клира. Полагаю, что если бы Бахус выбирал себе один какой-то цвет, то, скорее всего, остановился бы на лиловом, в который окрашивает губы танин, когда пьешь вино, или же на фиолетовом, как губы алкоголика в стихотворении Китса; хотя, возможно, он предпочел бы более зловещий оттенок, который у Гомера назван «винно-черным».
Решающий момент для фиолетового (символа как власти, так и сексуальности) наступил во время знаменитого обеда, состоявшегося в 49 году до нашей эры. Юлий Цезарь только что выиграл ключевую битву против Помпеи, и Клеопатра организовала пир в честь стареющего героя во дворце, который современники описывали так: «роскошь, свихнувшаяся от хвастовства». Царица Египта не только плавала на кораблях с пурпурными парусами, весь ее дворец был отделан порфиром, название которого говорит само за себя. Позднее эту моду переняли в Византии, и там же появилась поговорка «родиться посреди фиолетового» (аналог английской идиомы «родиться с серебряной ложкой во рту»). В парадном зале Клеопатры красовались диваны, накрытые яркими покрывалами, и большую часть их «окрасили в Тире, причем окунали в чан не единожды». Через сто лет это уже стало в порядке вещей, но во времена Юлия Цезаря подобный декор был в новинку. Впечатленный полководец упал в объятия хозяйки, вызвав неудовольствие своих генералов, которые считали, что Клеопатра «продает себя, чтобы получить Рим», однако Цезарь и не думал раскаиваться, а через некоторое время привез в Рим новую моду — длинную мантию пурпурного цвета, которую дозволялось носить только ему.
Представляю, как завистливо вздыхали честолюбивые сенаторы и полководцы, мечтая о запретном удовольствии носить одежду пурпурного цвета или плавать под парусами такого же оттенка, но, увы, под страхом смертной казни им было запрещено воплотить мечту. Правда, в какой-то момент истории запрет перестал действовать, и, появись я тогда на улицах Баальбека в пурпурных одеждах, меня приняли бы за важную шишку, или, по крайней мере, особу очень богатую. По легенде, император Марк Аврелий как-то раз заявил своей жене, что они не могут позволить себе купить пурпурное платье. Дело в том, что правила менялись на протяжении веков. Во времена правления некоторых императоров, например Нерона, никому не разрешалось облачаться в пурпурный. Потом его вдруг позволили носить только дамам и лицам особо приближенным, к примеру генералам, а иногда даже навязывали: так, во времена Диоклетиана в IV веке носить пурпурный мог кто угодно и это всячески поощрялось, ведь деньги от продажи тканей текли прямиком в государственную казну.
Византийские императоры продолжили римскую традицию, объявив пурпурный цветом избранных, хотя красильное производство потихоньку перемещалось в сторону Родоса и Фив. До нас дошла серия очень необычных мозаик VII и VIII веков, которая ныне хранится в Италии. На них мы видим жену императора Юстиниана Федору, усыпанную драгоценностями, в платье нежно-фиолетового, почти малинового оттенка. Патриарх Константинопольский любил подписываться чернилами фиолетового цвета, а некоторые пергаменты VI и VII веков красили предварительно в лиловый. Примеры таких старинных рукописей можно видеть в Национальной библиотеке Вены, на одной странице изображено, как полуголая жена Потифара соблазняет Иосифа: надпись под рисунком выполнена серебром, которое со временем потемнело, а вот фон — светло-сиреневый,
Пурпурный не единственный цвет в истории, ношение которого регулировалось жесткими правилами. Так, в Англии король Ричард I в 1197 году обязал простолюдинов носить серый, в Китае во времена династии Цин определенный оттенок желтого могли выбирать для своего гардероба лишь особы императорских кровей, а после 1949 года китайцы как один ходили в темно-синей униформе. Одна тибетская монашка рассказала мне, что, когда она была маленькой, монахам запрещалось носить оранжевый. Но пурпурный стал предметом самого большого в истории числа указов и законов. Современному человеку этого не понять. Благодаря открытию Перкина, мы можем красить ткани в любой оттенок фиолетового, какой душа пожелает, а дальше за дело берутся модельеры, которые диктуют нам, какой цвет предпочтительнее. Пожалуй, единственная аналогия с современностью — это форменная одежда или школьная форма, где допускаются лишь небольшие отклонения.
Об этом феномене писали многие, но лучше всех, на мой взгляд, сказал Плиний, хотя его пурпурный и не особенно впечатлял: «Да, это цвет триумфа, поэтому люди так сходят по нему с ума. Но вот стоит ли он этих денег, учитывая отвратительный запах?..»
Как и Плиний, я не испытывала особых восторгов по поводу фиолетового и не понимала, как можно получить этот цвет из моллюсков. Но вот национальный траур закончился, и наступило время отправиться в Тир, чтобы попытаться найти следы фиолетового.
Тир
Путеводитель сообщал, что в Тире всего два отеля, причем один совсем захудалый, а второй получше, но дорогой. Рыская на машине по городу, я обнаружила еще и третий; он назывался «Мурекс» — в честь тех самых моллюсков, из которых производили краску. Само слово «мурекс» всегда казалось мне неблагозвучным, сама не знаю почему, возможно, потому, что в Англии существует компания с аналогичным названием, производящая чистящие средства для унитазов и обещающая справиться с бактериями «под ободком». Но я решила, что не стоит попадать во власть предубеждений, и потому припарковалась возле отеля и сняла в нем номер. Оказалось, что его открыли всего пару недель назад и владельцы — семья богатых эмигрантов. Я разговорилась со старшим сыном хозяев, которому было лет двадцать пять. Он рассказал, что жил раньше в Африке, торговал алмазами и мечтал жениться на своей четырнадцатилетней подруге, а потом объяснил, что его родители назвали так отель, чтобы напомнить о прошлом города, когда слава его гремела по всему Средиземноморью.
В холле в витрине лежало несколько морских диковин, и центральное место занимала раковина этого самого мурекса, напоминавшая по размеру и форме рожок с мороженым ванильного цвета. Плиний писал, что мурекс ловит жертву, пронзая шипами, и хотя края раковины действительно были заостренными, но вот только достаточно ли? Один раз мне довелось видеть целую коллекцию раковин моллюсков этого семейства, и гипотетически все они обладали способностью вырабатывать фиолетовую краску. У мурекса есть особая железа около анального отверстия (Плиний ошибся, решив, что это рот), выделяющая желтоватую жидкость, которая под действием воздуха и солнечного света становится фиолетовой или пурпурной. Конкретно эта раковина относилась к виду Murex trunculus, и ее нашел один из парней, которые крутились возле стойки регистрации. Я попросила показать мне место, где нашли раковину, и он согласился. Мы решили выйти на следующий день в море в лодке его брата, но, увы, наутро поднялся сильный ветер и волны помешали нашему предприятию.
В 1860-м, спустя четыре года после открытия Перкина, Наполеон III, как я уже упоминала, снарядил экспедицию в Тир, чтобы найти там следы финикийской культуры. Эрнест Ренан, руководитель этой экспедиции, написал, что «Тир можно назвать городом в руинах, возведенным из руин». Сегодня ситуация даже усугубилась, поскольку война и здесь оставила свои страшные метки, и теперь старые и новые руины наслаивались друг на дружку, создавая впечатление, что история движется по спирали. Ренан тогда сразу заявил, что раскопки провести невозможно, поскольку город слишком часто атаковали и подвергали осаде.