Тайная история Леонардо да Винчи
Шрифт:
На почетном месте восседал человек, которого когда-то Симонетта представила как посла святейшего султана Вавилонии, — Деватдар Сирийский. Подле него стояли вооруженные слуги и несколько женщин, светлокожих и смуглых, в розовых платьях, шелковых головных уборах и узорчатых вуалях, только подчеркивавших красоту их удлиненных глаз. Деватдар обратил на Леонардо пронзительный, словно оценивающий взгляд.
Сидели там и другие, богатые и почтенного вида итальянцы; но все они казались бедняками рядом с роскошно одетым Деватдаром и его свитой.
—
И он представил Леонардо Деватдару Демурдашу аль-Каити, который чуть склонил голову и сказал:
— Так ты и есть Леонардо да Винчи. — Говорил по-итальянски он хорошо, без акцента. Поблескивая в улыбке ровными красивыми зубами, он продолжал: — Я наслышан о тебе, мастер Леонардо, да, наслышан.
— Тогда у вас преимущество передо мной, — сказал Леонардо.
— Разумеется.
Деватдар поднялся, словно собираясь уступить свое место Леонардо. Он был огромен и внушителен: глубоко посаженные глаза, полные губы, бритые щеки и черные борода и усы. Те воины и женщины из свиты Деватдара, которые сидели вокруг него, разом вскочили, будто вознамерившись все стулья в салоне передать в распоряжение Леонардо, Никколо и Тисты.
Возникла мгновенная неловкость, и Тосканелли, заглаживая ее, воспользовался моментом, чтобы представить Леонардо, Никколо и Тисту другим гостям; похоже, особенно ему хотелось, чтобы Леонардо познакомился с его протеже из Генуи Христофором Колумбом и инженером Бенедетто д’Абакко, которого прозывали Арифметико.
Когда Леонардо, Тосканелли и Деватдар наконец уселись рядом, Тосканелли вздохнул, словно речь, произнесенная им для Деватдарау утомила его. Он вытер свой крупный нос и мягко взглянул на Леонардо.
— Леонардо, я позволил себе познакомить его светлость с твоими изобретениями и твоим письмом Великолепному.
— Я нашел их весьма интересными, — заметил Деватдар.
— О чем ты говоришь, маэстро Тосканелли? — спросил Леонардо.
— О твоих военных изобретениях: бронированных повозках, взрывающихся стрелах, машинах, что могут летать и сбрасывать гранаты на врага, чтобы убивать и вносить замешательство, — пояснил Деватдар. — О да, маэстро Леонардо, это очень интересное письмо. А если к тому же ты действительно можешь сделать все это, то будет куда как интереснее.
— Но как это письмо попало к тебе? — Леонардо обращался к Тосканелли, упорно пропуская мимо ушей слова Деватдара.
— В этом повинен я, Леонардо, — сказал Пико делла Мирандола. Говорил он глухо, обычно бледные его щеки горели. — Я знал о твоем письме и рассказал о нем доброму маэстро. Маэстро попросил показать ему письмо.
— А Лоренцо? — спросил Леонардо.
— Он считает тебя художником, Леонардо. Он не видит в тебе инженера.
— Но он же знает о моих изобретениях.
Пико засмеялся:
— Он — Лоренцо. Он сам выбирает, что знать и что видеть. А после смерти мадонны Симонетты…
— Леонардо, Пико, — вмешался Тосканелли, — вы неучтивы к нашему почтенному
— Вовсе нет, — возразил Деватдар. — Я вижу, маэстро Леонардо расстроен, и готов просить прощения, ибо в этом есть моя вина. Айше!
Женщина в вуали бесшумно подбежала к нему. На ней был длинный жилет с глубоким вырезом, обнажавшим половину полной груди. Меж грудей у нее была татуировка — сцепленные голубые круги; длинные изящные пальцы были красными от хны. Голову ее скрывала шелковая накидка, глаза были подведены. Хотя лица ее было не разглядеть — только темные блестящие глаза, — Леонардо решил, что она красива.
Деватдар заговорил с ней по-арабски и кивнул на Леонардо.
— Маэстро Тосканелли был столь любезен, что позволил мне развлекать его и его гостей, — сказал Деватдар. — Я настаиваю, чтобы мне было разрешено возвратить часть тех почестей, которые он оказывает мне и моей свите всякий раз, когда я посещаю ваш прекрасный город. А потому сейчас вы попробуете наш кофе из Эль-Ладикии, ароматизированный серой амброй, — пейте его, вдыхая дым из своих трубок.
— Этот дым дурманит, — сказал Пико, и Леонардо лишь сейчас понял, что его друг опьянен.
Человек, сидевший подле Мирандолы — его представили как Христофора Колумба, — тоже выглядел захмелевшим. Лицо его горело.
— Мы называем это снадобье гашишем, — сказал Деватдар. — Мне, когда дым наполняет мои легкие, нередко являются джинны. Ты их еще не видишь?
— Нет пока, — отозвался Христофор, покачивая головой. — Но сейчас еще сумерки, а им, наверное, нужна тьма. — Генуэзец по рождению, Колумб говорил по-итальянски с легким испанским акцентом. С виду он был ровесником Леонардо — низкорослый, мускулистый, с грубоватыми чертами лица. — А ты, маэстро Леонардо, ты видел джиннов?
Леонардо неохотно принял трубку и кофе от женщины по имени Айше. Он сжал в ладони теплую чашку и взял трубку — лишь тогда Айше отошла от него.
Леонардо затянулся смолистым дымом, и у него перехватило дыхание. Из вежливости он снова приник к янтарному, инкрустированному золотом мундштуку трубки. Чувства его вроде бы не изменились, но вдруг ему стало тепло; и теплая точка в груди вроде бы расширялась…
И сам он вроде бы расширялся.
— Ну, маэстро Леонардо? — не отставал Христофор. — Ты видишь джиннов?
— Если и вижу, то не знаю этого, — сказал Леонардо. — Что такое джинны?
— Ты разве не читал «Тысячу и одну ночь», маэстро? — удивился Христофор.
— Он говорит о книге, где собраны тысяча и одна история, — пояснил Деватдар. — Повести очень древние. Там можно найти описание джинна. Но мессеру Христофору следовало бы сослаться на священный Коран. — Эти слова прозвучали откровенной насмешкой над Колумбом. — Пророк учит нас, что джинны сотворены из огня. Это отдельный род существ, как люди, ангелы и демоны. Джинны принимают разные обличья, человеческие тоже, — тут он глянул на Христофора, словно тот и был одним из таких вот джиннов, — могут появляться и исчезать.