Тайная комната антиквара
Шрифт:
— Здравствуйте, Вера, я как раз…
— Я хотела спросить у вас, как продвигается расследование? Время идет, а вы не звоните… Возможно, вам стоит назначать оплату сдельно, а не повременно?
Вера в своем репертуаре!
— Я как раз собиралась позвонить вам, Вера, чтобы сообщить о результатах расследования.
— Правда? Ну и какие же это результаты?
— Дело закрыто, преступник найден. Подробности, думаю, мне лучше будет сообщить вам при встрече. Заодно и рассчитаемся, — не смогла удержаться
— Хм… рассчитаемся… Вы говорите, преступник найден?
— Да.
— И где же он? В тюрьме?
— Видите ли, Вера, частный детектив не обладает настолько широкими полномочиями, чтобы по своему усмотрению посадить человека в тюрьму или выпустить из нее. Строго говоря, даже данные, которые были получены мною в ходе расследования, я не могу сообщить официальным органам, пока на это не будет получено согласие клиента. То есть ваше.
— Я согласна, — моментально отреагировала Вера.
«Ваш клиент, конечно, изъявит согласие», — вспомнила я слова Новоселова и его ухмылку. Да, похоже, это был как раз тот случай, когда преступник вызывает гораздо больше симпатий, чем потерпевший.
— А он не сбежит? — тем временем обеспокоенно спрашивала Вера.
— Кто?
— Ну как кто, преступник!
— Нет, он не сбежит.
— А вы точно знаете?
— Да, Вера, я это знаю совершенно точно. Так вам интересны обстоятельства дела?
— Да, конечно. Вы можете приехать сейчас ко мне домой?
— Могу.
— Тогда жду.
Я хотела было уточнить, будем ли мы просто беседовать или она все-таки намерена со мной рассчитаться, но у меня почему-то пропала охота шутить. Нет, как хотите, а разговаривать с Новоселовым мне было гораздо приятнее, чем с родственниками Шульцмана, даже несмотря на то, что он — убийца.
Приехав к Вере, я вкратце изложила ей все обстоятельства дела. Реакция ее была оригинальной, но в каком-то смысле довольно предсказуемой.
— Нет, ну надо же, какие бывают люди… неблагодарные!
— Это вы о ком?
— Ну как же о ком, об этом, как вы там сказали… о Новоселове! Папа для него старался, искал картину, а он… как отплатил!
— Но ведь рисунок оказался поддельным.
— Все равно…
— А этот человек отдал вашему отцу свою почку, фактически спас его от смерти. Вы же сами говорили, что…
— Все равно… Ведь и папа тоже… Ведь и он не задаром эту почку получил. Старался, искал для него рисунок…
Признаюсь, я не стала говорить Вере, что рисунок был краденый, пощадила ее дочерние чувства. А могла бы много интересного порассказать о том, как ее папа «старался».
— Ну, не хотел брать рисунок, взял бы деньги, — продолжала Вера. — Не морочил бы голову! Папе это и еще проще было бы! Меньше хлопот.
Я смотрела на Веру и понимала, что никакой
— Послушайте, Вера, все это — дела прошлые. Мало ли какие ошибки могли совершать в свое время наши родители? Главное, чтобы мы не повторили их. Сейчас, конечно, вашего отца уже не вернуть. Но в больнице находится человек, которому еще можно помочь. Вы можете помочь ему, Вера.
— Я? — забеспокоилась дочка Шульцмана. — Чем же я могу помочь?
— Вы можете заплатить за операцию, и этот человек будет жить. Ведь вы имеете средства. Вы сейчас получили наследство, насколько я могу судить, далеко не маленькое. Подумайте, как благородно будет, если вы, забыв все прошлые обиды, потратите часть этого наследства на то, чтобы подарить человеку жизнь? Из всего, на что можно потратить деньги, это, наверное, самая высокая цель.
Но, видимо, Веру я все-таки недооценивала. Беспокойно-напряженное выражение, с которым она слушала мои рассуждения «о высоком», вдруг сменилось неким озарением.
— Подождите-ка… Это… это он, что ли?! Он вас попросил? Поговорить… уговорить меня. Он?!
— Постойте, Вера. Кто «он»? О чем попросил?
— Ну, преступник этот… Новоселов. Это он попросил вас уговорить меня, чтобы я дала деньги? Да?!
Продолжать разговор было бессмысленно. И с чего это я вообще его завела? Какое там благородство? Какие высокие цели? Да, теперь я очень хорошо понимала, что чувствует человек, которому приходится метать бисер перед свиньями.
— …и прошу вас не забывать, что он — убийца моего отца! — продолжала Вера возмущенную речь, начало которой я упустила. — А вы требуете, чтобы я отдала ему деньги! Деньги моего же отца, заметьте! За что?! С какой стати? За то, что он сделал пятерых детей сиротами?!
«Очень богатыми сиротами», — отметила я про себя. Хм, а между прочим, это интересная мысль! И в самом деле, была ли в действительности смерть старого антиквара такой уж тяжелой утратой для его семьи, как они все старались показать? Не явилось ли это, наоборот, в каком-то смысле освобождением от ига?
Характер у Шульцмана, насколько я могла понять, был отвратительный, деньги он выдавал очень скупо, да еще и на мозги давил постоянно. А благодаря Новоселову семейство теперь и от нотаций свободно, да и руки в отношении денежных трат у них развязаны. Шутки шутками, а, возможно, Вере и впрямь не мешало бы выразить убийце свою благодарность. Хоть бы даже и в денежном эквиваленте.
— …да и какой в этом смысл? — все еще продолжала распинаться Вера. — Вы ведь сами сказали сейчас, что почка была отдана другому больному, как же они будут делать операцию без почки? И зачем тогда давать деньги?