Тайная семья моего мужа

Борн Амелия

Перед тем, что ожидало меня впереди.

Глава 3

Как добралась до дома – позже не могла вспомнить и сама.

Кажется, шла куда-то, не разбирая дороги, заложив дрожащие руки в карман старого плаща. Думала… не хотела, но против воли все думала о том, как теперь изменится привычная жизнь. Сочиняла в голове, что скажу мужу, когда появится такая возможность. Воображала, как он станет раскаиваться…

А может, и не станет. Логика была неумолима: эта женщина считала себя вправе явиться

к нему в больницу и назваться его женой. Они были близки достаточно, чтобы она знала обо мне, знала меня в лицо.

Нет, как бы ни хотелось утешиться, как ни мечталось обмануться, но было абсолютно ясно: это случилось не вчера. И длилось не день и не два…

Возможно, месяцами. Или даже годами. Всеми теми годами, когда я без остатка отдавала себя семье, в это же самое время мой муж…

Горло сдавил спазм. Я упрямо сглотнула тяжелый, колючий ком – казалось, если только позволю себе эти слезы, потом попросту не сумею собраться. Не смогу все это выдержать…

А ведь дома ждали дети. И как бы ни было мне сейчас плохо, как ни было невыносимо, а я должна была думать в первую очередь – о них. Как делала это всегда.

Возможно, даже чересчур.

Взгляд уперся в залатанный карман плаща. Стало настолько себя жаль, что захотелось выть…

Но я проглотила и это.

***

Худшее, что только могла представить, ожидало меня дома.

Именно сейчас, когда хотелось спрятаться ото всех, исчезнуть, не слышать никого и ничего… Именно сейчас на кухне меня поджидали – мама и, конечно, свекровь. Девочек с ними, к счастью, не было.

Я скинула с себя плащ, медленно расшнуровала кроссовки, давая себе возможность сделать вдох перед тем, как все неминуемо накинутся на меня с вопросами.

– Где девочки? – спросила, входя на кухню и ощущая на себе вопросительные, тревожные взгляды двух пар глаз.

– Яна спит, а Алина у себя, делает уроки, – ответила мама.

– Вы им сказали?

– Нет.

– Хорошо.

Я действительно ощутила некоторое облегчение: сейчас не было никаких сил на столь тяжелый разговор. Возможно, лучше вообще пока ничего не говорить об аварии – это здорово поберегло бы и мои нервы, и нервы дочерей.

– И это все, что ты можешь сказать? – с нескрываемой претензией в голосе накинулась на меня свекровь. – Могла бы хоть позвонить из больницы!

Я прикрыла глаза, собираясь с ответом. А она, тем временем, продолжала:

– И вообще, почему ты не с ним? Тоже мне, жена!

Губы задрожали от обиды, тело снова затряслось, как в припадке. Я подняла на нее глаза, в которых плескалась боль, скрыть которую не было никакой возможности. Хотелось кричать. Выкрикнуть ей прямо в лицо, как поступил со мной ее сын. Как он меня предал. Как растоптал в ответ на то, что я отдала ему всю свою жизнь.

Но рядом были дочери, которым не следовало всего этого слышать. И я снова проглотила собственные желания и потребности, запихнула

боль глубоко внутрь, не позволяя ей вырваться наружу.

– К нему не пускают.

– Тебе все равно следует быть рядом!

– Где? Лежать под дверью его палаты на коврике, как какая-нибудь собака?

От собственного сравнения, такого болезненно-точного, стало еще обиднее, еще нестерпимее. Я ведь так и жила все эти годы, именно как собака: бесконечно преданная, охраняющая свой дом и свою семью…

А что в ответ?..

– Давайте не будем ссориться, – мягко вмешалась в наш разговор мама.

– Ты права.

Я перевела дыхание, ощущая, как нервная дрожь прокатывается по горлу, царапает внутренности… Добавила решительно:

– Я не хочу, чтобы девочки знали. Скажу им попозже, когда все нормализуется…

– Скажешь что?

Алина появилась на пороге кухни так внезапно, что я вздрогнула, словно меня застали врасплох за чем-то дурным.

Старшая дочь стояла, глядя на меня хмуро, почти обвиняюще, со скрещенными на груди руками.

Снова отчаянно захотелось обернуться, поискать за спиной мужа, попросить помощи… но помочь мне было некому.

– Что… папа уехал в командировку, – после мучительной паузы нашлась я.

Она окатила меня таким презрением во взгляде, как умеют, наверно, только подростки, которые считают, что родители ничего не понимают.

– И зачем это скрывать? – поинтересовалась она, прищурившись.

– Незачем, – согласилась я, сглотнув. – Просто я думала вы спите и…

– Ты врешь! – неожиданно выкрикнула она, прибив меня этим криком к полу. – Зачем ты врешь?!

– Я не…

– Я знаю, что он в больнице! А ты его там бросила!

Я стояла, словно оплеванная и побитая, держась на ногах из последних сил. Слов больше не было…

– Папа в больнице? – раздался еще один испуганный голосок.

Яна обнаружилась в коридоре. Стояла неподалеку, сжимая обеим руками любимую мягкую игрушку и смотрела на меня расширившимися от страха глазами.

Глава 4

Нервотрепка из-за аварии, пережитое потрясение от встречи с любовницей мужа, перенесенное там же, в больнице, унижение, несправедливые обвинения от близких и просто бесконечная усталость от этого чудовищного дня, тяжкой ношей легли на плечи, придавили к земле, лишая остатков сил…

Словно сквозь слои ваты я слышала голоса свекрови, дочерей и мамы – они сливались в один чудовищный гам, похожий на звуки растревоженного улья. Все они что-то спрашивали, чего-то от меня хотели… а я ощущала в этот момент только одно: мои жизненные ресурсы резко иссякли.

Хотелось сползти на пол и просто заплакать. Хотелось, чтобы хоть кто-то заметил меня, заметил мою боль. Но вместо этого…

– Хватит! – вдруг перекрыл гул комнаты резкий окрик.

Все потрясенно уставились на меня. Я вздрогнула, осознав, что это был мой собственный крик.