Тайная улыбка
Шрифт:
В квартиру на Блумзбери приехала в восемь часов утра, открыла квартиру ключом, который мне дали. Собиралась циклевать половицы. Эту работу я не любила: шумная и очень пыльная. Закрыла полотнищами полки, надела наушники и маску и в течение трех часов непрерывно и равномерно двигалась вперед и назад по просторной гостиной, удаляя темные пятна с древесины и наблюдая за появлением свежей медовой окраски и текстуры.
Наконец я закончила. Сидя на полу на корточках, провела пальцем по отциклеванным половицам, на поверхности которых выступил новый рисунок. Если их покрыть лаком, то они будут очень
У этого человека были странные книги. На первой полке стояло много книг, содержащих общие сведения: два толстых атласа, несколько словарей и энциклопедий, книга большого формата о хищных птицах, еще одна о замечательных деревьях. Но когда я подняла насадку пылесоса ко второй полке, то увидела такие названия, как «Личности, склонные к привыканию», «Материнская психическая двойственность», «Психотические состояния у детей», «Перспективы судебной экспертизы в области навязчивых эротических состояний» и толстый зеленый том, который назывался «Справочник по клинической психофармакологии». Выключила пылесос, достала книгу, которая называлась «Эротомания и сексуализация пыток», и наугад открыла ее.
«В структуре разрушения, – читала я, – существует фундаментальная дифференциация, которую следует выявлять во взаимопроникновении двух этих понятий…»
Я потерла свое чумазое лицо. Что бы такое это могло означать? Казалось, мозг опухает от напряжения. Села на пол и пролистала вперед несколько страниц. Приводилась цитата из Карла Маркса: «Существует только одно противоядие от ментальных страданий, это физическая боль».
Неужели это правда?
Услышала какое-то движение сзади. Удивлению моему не было предела. Я полагала, что хозяин на работе. Но он не только не был на работе, но появился передо мной в полосатой фланелевой пижаме, которую я не видела со времени визитов к дедушке, когда еще была совсем маленькой девочкой. Как можно было спать при том шуме, который я подняла в квартире, циклюя пол? Вид был такой, словно он только что проснулся после многомесячной зимней спячки. У него были длинные темные вьющиеся волосы, причем слова «взъерошенные» было недостаточно, чтобы описать их состояние. Он провел рукой по голове, чтобы пригладить волосы, но стало еще хуже.
– Я искал сигарету, – сказал он.
Я достала пачку с книжной полки.
– И спички.
Я нашла коробок на приемнике. Он закурил сигарету, сделал две глубокие затяжки и посмотрел вокруг себя.
– Надеюсь, ты не собираешься сказать, что я попала не в ту квартиру? – спросила я.
– Ты не Билл, – произнес он.
– Нет, – подтвердила я. – Он заключил субподряд на работу.
Я взглянула на часы.
– Разбудила тебя? Не знала, что ты здесь.
Он выглядел озадаченно. Казалось, он вообще не осознает, что также находится здесь.
– Поздно лег спать, – сказал он. – Мне нужно быть на работе в двенадцать.
Я снова посмотрела на часы.
– Надеюсь,
– Она совсем рядом.
– Все же ты можешь опоздать.
– Я не имею права, – вздохнул он. – Меня ждут там люди. Я должен поговорить с ними.
– Ты читаешь лекцию?
Он затянулся сигаретой, сморщился и кивнул в знак согласия.
– Интересная книга? – спросил он.
– Просто я вытирала пыль…
Я опустила глаза на книгу и поставила ее на место на полку.
– Кофе? – спросил он.
– Нет, спасибо.
– Я хотел сказать: не можешь ли ты приготовить мне кофе? Пока я буду одеваться?
Меня так и подмывало съязвить, что я не прислуга, но было понятно, что это особый случай.
Выпив глоток кофе, он поморщился.
– Осталось двадцать пять минут, – напомнила я.
– Это прямо через площадь.
Сейчас уже у него широко открылись глаза.
– Ты сделала хорошую работу, – похвалил он, глядя на доски. – Не то чтобы я понимал разницу между хорошей работой и плохой работой.
– Сделала это машина, – сказала я. – Прости, что я смотрела книги.
– Именно для этого они там и стоят.
– Ты врач?
– В определенном смысле.
– Интересно, – пробормотала я.
Я подумала о Брендане, как он запихивал собачье дерьмо в окно машины. Затем о сне, фрагменты которого всплывали у меня в голове, как рты крошечных рыбок, клюющие на поверхности воды.
– Меня зовут Дон.
– Знаю. Меня – Миранда.
Я отпила кофе. У него был привкус шоколада.
– Ты занимаешься психическими заболеваниями?
– Именно так.
– Понимаю, что тебя, наверное, одолевают люди, задавая глупые вопросы, но можно мне тоже задать глупый вопрос?
– Что?
– О том, про кого мне просто рассказывали. О друге друга. – Я положила в рот песочное печенье. – Друга, – невнятно добавила я.
– Ясно, – кивнул он, чуть улыбаясь.
– Мне о нем известно очень немногое, в сущности.
В определенном смысле это было именно так.
Я стала рассказывать Дону о Брендане. Начала с собачьего дерьма, затем продолжила, а потом дошла до рассказа о переполняющейся ванне.
– А когда она вернулась домой и обнаружила переполняющуюся ванну, хотя твердо помнила, что не…
Дон поднял руку.
– Подожди, – сказал он и закурил сигарету.
– Что?
– Это ты, да? – спросил он. – Женщина?
– Ну да, конечно.
– Хорошо.
– Хорошо?
– Меня беспокоило, что ты могла оказаться той особой, которая положила собачье дерьмо в машину.
– То был мужчина.
– Ты могла специально изменить пол. С целью сокрытия.
– Это интригует, согласна, – произнесла я.
– Продолжай.
И я продолжила. Хотя времени до начала лекции оставалось все меньше и меньше, сообщила ему все. Даже возвращалась к началу и рассказала, как Брендан шептал мне о том, как он хочет войти в мой рот. И потом, уже в конце – о Трое и Лауре, но очень быстро, чтобы снова не разрыдаться. Когда закончила, взяла кружку и выпила последний глоток уже ледяного кофе.
– Итак, что ты думаешь? – спросила я.
По неизвестной причине сердце у меня колотилось.
– Черт знает что, – сказал он.