Тайник
Шрифт:
Альтабелли был владельцем мясокомбината. Так же как Блок и Берналь, он входил в ближайшее окружение Генри.
— Он был дома?
— Да, сэр, он был дома. Но с ним все в порядке. Он сидел в туалете. Сейчас он в больнице, но говорят, что его привезли туда просто на всякий случай.
Генри бросило в жар.
— Позвоните шефу полиции. Пусть будет в моем кабинете через час.
Он повесил трубку.
— Что случилось? — спросила Сиюбхан, не отрываясь от книги.
Не удостоив любовницу ответом, Генри прошагал в спальню, откуда был виден район, где жил Альтабелли. Над Театральным кварталом поднимался столб дыма. Несколько минут мэр смотрел на серые клубы, пытаясь собраться с мыслями, пока наконец не пришел к выводу, что дальнейшее поддержание порядка требует молниеносной реакции и беспощадных действий.
ГЛАВА
Далеко за полночь, сидя в душной гостиной, освещенной мигающим светом масляной лампы, Джус Ван Воссен перелистывал страницы, исписанные мелким убористым почерком. Чуть раньше он наткнулся на нечто требующее объяснения — подробность, которая не давала ему покоя весь день и вечер; значения ее он так и не понял. Только перед сном ему открылся ее истинный смысл, и, пролистав несколько сотен страниц, он нашел соответствующее место в тексте.
Типичным образцом преступника, в просторечии именуемого «квартальным», является Рейф Граффенрейд, который имел под своим началом четыре квартала на Дельфт-авеню между Трафальгарской площадью и Веллингтон-стрит. Вместе с другими себе подобными он собирал дань, вел записи и являлся посредником между жителями и главарями банд. Квартальный обязан платить гангстерам из Бристольской или Белой банды, а иногда и тем и другим, определенный процент от своих поборов и ретироваться всякий раз, когда они посылают своих быков для серьезных разборок.
По сравнению с другими квартальными карьера Рейфа Граффенрейда была ничем не примечательна, хотя надо сказать, что планка, поставленная им, была довольно высока. По слухам, его любовницей была Дженни Мэй Оверстрит по прозвищу Красотка, хозяйка салуна «Бычье кольцо», где любили собираться разнорабочие и всякая шпана. Эти сведения представляются весьма сомнительными. Принимая во внимание ее многочисленные любовные связи, можно суверенностью сказать, что неизбежная ревность любовника привела бы к существенному увеличению числа нападений со смертельным исходом. Тем не менее подобные слухи открывали ему перспективу встать вровень с такими знаменитостями, как Джимми Макквейд из Нижних Капитолийских Холмов, Хэмиш Бери (он некоторое время был женат на Красотке Оверстрит), Джонни Экшн и Вампир Тревор Рейд, причем с последним он мог равняться лишь деяниями, но никак не стилем поведения.
Как и все другие квартальные, Граффенрейд был вынужден лавировать между Бристольской и Белой бандами, особенно когда между ними начинались разборки. Вначале он, как и большинство, пытался обхаживать обе стороны, выполняя небольшие поручения, которые не наносили ущерба их интересам, как в случае с поджогом ресторана, принадлежавшего венгру Прегеру, который попытался вести дела, не имея крышей ни одну из банд.
В конце концов он прекратил платить дань «белым», примкнул к «бристольцам» и стал у них шестеркой. Просьбы поручить ему что-нибудь более серьезное закончились тем, что ему приказали убить мужа его кузины, Эллиса Просницкого, которого считали полицейским информатором. Вместе с этим завершилась и его преступная карьера.
Граффенрейд застрелил Просницкого в переулке, выходящем на Дельфт-авеню, и через сорок восемь часов был арестован по показаниям нескольких свидетелей, которые дали их только после того, как «бристольцы» гарантировали им полную безопасность. Граффенрейд был осужден и больше интереса для нас не представляет.
Окунув перо в зеленые чернила, Ван Воссен взял чистый лист бумаги и написал:
Дело Росса Кармагю, который был сутенером в квартале Граффенрейда, подтвердило, что Просницкий действительно снабжал полицейских информацией, получая за это деньги. Однако, по иронии судьбы и вопреки подозрениям гангстеров, сведения эти не имели никакого отношения к бухгалтерским книгам ресторанов, контролируемых «бристольцами».
Закончив писать, Ван Воссен снабдил одно из предложений сноской и отправился спать.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Вернувшись на работу, Паскис обнаружил три листа заявок на подборку дел. Изменив своей обычной методе, он потратил несколько минут на составление плана поиска, чтобы подобрать все за один заход. Ему хотелось выкроить
Толкая перед собой скрипучую тележку, Паскис вспоминал чувство страха, пережитое им прошлой ночью. Страх. За двадцать семь лет службы в хранилище он ни разу не ощутил ничего подобного. Временами архивариус испытывал беспокойство, напряжение или усталость — не самые приятные душевные состояния, — но страха не было никогда. Даже сейчас, когда впечатления были еще столь свежи, он не мог охарактеризовать это чувство, не мог воскресить в памяти, что именно он пережил. Возможно, поэтому призыв завязать с этим делом, написанный кровью жертвы, не произвел на него должного впечатления. Наоборот, побудил к дальнейшим поискам.
Собрав нужные папки, Паскис вернулся к своему столу, чтобы разложить их в порядке поступления заявок. Покончив с этим, он положил их в ящик с надписью «Исходящие» и вернулся к полке, на которой стояли дела серии C4583R, группа А132, куда утром возвратил папки с делами двух Граффенрейдов. Вынув ту, в которой находилась фотография настоящего Граффенрейда, он положил ее на тележку и направился в южный конец Подвала, где хранились официальные отчеты.
В отличие от дел, набитых неподшитыми бумагами и постоянно пополнявшихся новыми, судебные отчеты представляли собой переплетенные книги, где была зафиксирована вся преступная и судебная деятельность в Городе. Паскис снял с полки тяжелый том в черном кожаном переплете, на корешке которого красовалась тисненная золотом надпись: «Приговоры уголовного суда — 1927».
Чтобы переплеты не потрескались и не истлели, уборщики регулярно смазывали их какими-то защитными средствами, и поэтому весь юго-восточный угол хранилища благоухал кожей и дегтем. Абрамович называл это место «конюшней». Паскис никогда не посещал «конюшню», но у него не было оснований не доверять Абрамовичу.
Половину «Приговоров уголовного суда — 1927» занимали указатели, в которых приговоры распределялись по фамилиям обвиняемых, фамилиям судей, предъявленным обвинениям, районам, где произошло преступление, и так далее. Вторая половина представляла собой хронологический перечень приговоров с указанием статей обвинения, имен прокуроров, защитников, подсудимых, судей, залов суда и любых дополнительных деталей, представляющих возможный интерес. Отсутствовали только имена присяжных, которые не разглашались в целях их же безопасности.
Паскис быстро нашел в списке обвиняемых Граффенрейда. Дело было ничем не примечательное. Со стороны обвинения выступал заместитель окружного прокурора, защитником был известный адвокат, который обычно вел уголовные дела такого сорта. Председательствовал главный судья, ныне покойный. Был вынесен приговор: «Виновен в преднамеренном убийстве», — однако зал суда был обозначен необычно — NC. Паскис полез в конец книги, где находился список сокращений, но в перечне залов суда такого обозначения не обнаружил. Там было только ВС, и он решил, что произошла опечатка. Ведь на клавиатуре машинки В и N расположены рядом. Если дальнейшие изыскания не приведут к другим результатам, можно будет принять эту версию.
Поставив том на место, Паскис пошел к другой полке, где стоял том «Заключенные. Исправительные учреждения Города и Штата — 1927». Она была тоньше, чем «Приговоры», и содержала списки осужденных, места и сроки их заключения, а также даты помещения в тюрьму и освобождения, приходившиеся на 1927 год. Поиски не заняли много времени. Паскис просмотрел алфавитный указатель, потом список узников в каждом из двадцати трех исправительных учреждений. Фамилия Граффенрейд отсутствовала. Паскис положил книгу на тележку, вернулся к прежней полке и забрал «Приговоры уголовного суда — 1927».
Добравшись до своего стола, он обнаружил, что приходивший курьер унес отобранные дела, оставив взамен длинный список новых заявок. Паскис взял список, но, прежде чем приступить к работе, вернулся в «конюшню» и поставил оба тома на место. За все время его пребывания в Подвале к нему еще ни разу не зашел кто-нибудь посторонний, но, учитывая напряженность момента, не следовало держать у себя эти книги дольше, чем необходимо.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ