Тайны архива графини А.
Шрифт:
За это время князь немного пришел в себя и уже не выглядел растерянным, во всяком случае — внешне.
— Мне кажется, мы с вами уже встречались, — совершенно светским тоном сказал он. — Если не трудно, напомните ваше имя.
— Екатерина Алексеевна.
— А фамилия?
— Давайте пока обойдемся без фамилий, — без всякого нажима сказала я, и это прозвучало довольно естественно.
— Как скажете, — улыбнулся князь почти натурально. Только в уголках его глаз можно было заметить неприятный злобный огонек. Он явно не привык, чтобы инициатива в разговоре принадлежала другому человеку. Тем более — женщине.
— Немного
— Если можно — капельку, — ответила я. И наша беседа в течение следующих нескольких минут была обычным обменом светскими репликами. С непременными комплиментами и обменом любезностями.
Мы выпили и закусили. И лишь тогда князь задал вопрос:
— Что же привело вас в мой дом?
Это был конкретный вопрос, требующий такого же конкретного ответа.
— Любопытство, — ответила я.
— Это неплохо, — заметил князь, словно игрок в шахматы оценивающий удачный ход противника.
С этого момента наша беседа перешла в фазу словесной дуэли. Когда-то эта форма разговора очень занимала меня, при наличии достойного собеседника-дуэлянта разговор происходит даже не на втором, а на третьем плане. Когда произносится одно, подразумевается другое, при том, что истинный смысл разговора завуалирован настолько, что временами сама перестаешь его понимать.
Орловский в этом смысле был опытным дуэлянтом. Но и я тоже не была новичком на этом поприще.
О чем же собственно мы говорили битый час? О чем угодно: о погоде, вине и картинах на стенах. Но на самом деле разговор шел лишь об одном — кто из нас будет победителем, а кто признает себя побежденным.
И честно говоря, я не одержала убедительной победы, но и не проиграла. Мы были достойными соперниками и в конце разговора между нами возникло что-то вроде уважения.
Тот, кто играл в подобные игры, хорошо знает это чувство. Оно не имеет никакого отношения к реальным отношениям между людьми. Это всего лишь констатация факта: «Ты — сильный, и владеешь оружием не хуже меня. И это достойно уважения».
При этом собеседники могут быть заклятыми врагами. Как это, собственно, и было в данном случае. Во всяком случае, с моей стороны. Орловский пока этого не знал, хотя, может быть, уже начинал о чем-то догадываться. Я уже поняла, что он был далеко не глуп.
В данный момент он даже отдаленно не напоминал то чудовище, что скрывалась за внешней оболочкой. Он весьма убедительно разыгрывал роль гостеприимного хозяина, предпочитая не поднимать больше вопроса о причине моего появления в его лесной резиденции.
Я тоже обходила этот вопрос стороной. Поэтому беседа наша напоминала игру «Да и нет не говорите, черное с белым не берите», которой мы с подругами забавлялись в юности.
Орловского, казалось, вполне устраивала эта атмосфера загадочности, и он чувствовал себя в ней как рыба в воде.
— Вы напомнили мне одну женщину, которая так же неожиданно появилась в этом доме, — сладким голосом говорил он. — Я тогда был молод и неопытен. И эта встреча запомнилась мне навсегда.
Я, кажется, догадывалась, кого он имеет в виду, и это сравнение не делало мне чести. Но виду не показала и ответила ему в том же духе:
— Она была хороша собой?
— Весьма, но даже не это поразило меня в ней больше всего. Я так и не узнал ее имени, хотя предпринял для этого все возможное. Она возникла в моей жизни как… — подыскивая нужное слово, он сделал
Я понимала его. И понимала ту опасность, что таится в этом завораживающе-чарующем голосе, нараспев произносящем слова, почти декламируя их. Полумрак и зажженные князем ароматические палочки, которые я в тот вечер увидела в первый раз в жизни, лишь усугубляли эту опасность.
Я представила на своем месте молоденькую крестьянку. После простой деревенской избы ей все это должно было показаться иным светом, райским видением, бесстыдно-сладким сном.
Внешность Орловского была под стать окружению. Попросив извинения, он переоделся в длинный до полу восточный халат, и напоминал теперь турецкого султана. Подобно султану, он в любую минуту с той же ласковой улыбкой на губах мог вонзить вам в сердце кинжал. В переносном, а может быть, и в прямом смысле этих слов. Я это чувствовала и не позволяла себе расслабиться ни на минуту. Разглядывая его холеные белые руки, я представляла в них орудие пытки. Наша беседа затянулась далеко за полночь, намеки князя стали прозрачнее, а шутки смелее. Но делал он это настолько неторопливо и методично, что я даже не заметила, в какой именно момент наша беседа перешла в неподобающее русло. Во всяком случае, для уважающей себя женщины.
Но я никак не проявила своих истинных чувств и не попыталась пресечь эти его поползновений. Отнюдь нет.
Я подыграла ему.
Наверное, мне подсказал это мой ангел-хранитель. А может быть, я вспомнила уроки рукопашного боя, что давал мне Александр. Он научил меня одному очень эффективному приему, когда ты не принимаешь выпад противника, а как будто напротив — помогаешь ему нанести удар, продолжая движение его руки или оружия. И если противник вкладывает в него всю свою мощь, то сам становится жертвой своей ненависти.
— Испытать неведомые ощущения — что может быть заманчивее, — произнесла я шепотом, и князь попался в расставленные мною сети. Испорченный до последнего предела, он и в окружающих предполагал наличие тех же страстей, что обуревали его грешную душу. — Надеюсь, вы меня не разочаруете, князь…
— Мне кажется, я рожден для этого, — ответил он горячо, и его ноздри затрепетали. Через секунду он поднялся бы со своего места, и отступать было бы уже поздно, но я опередила его:
— Несколько мгновений ожидания только добавят приятных ощущений… — произнесла я голосом жрицы и так же спокойно вышла из комнаты.
И, видимо, сделала это настолько убедительно, что у князя не возникло никакого сомнения в моих намерениях. В его взгляде я прочитала восхищенное одобрение и предвкушение неземных наслаждений.
За кого он меня принял? За искательницу приключений? За тайную блудницу? Скорее всего. Именно это впечатление я старалась внушить ему, и добилась желаемого.
Князь был приятно возбужден, заинтригован и потерял бдительность.
В моем распоряжении было несколько минут. И я должна была уложиться в этот срок. Иначе могло произойти все, что угодно. Я слишком далеко зашла в своей игре и отступать было поздно.