Тайны Баден-Бадена
Шрифт:
Он объяснил, что виделся с Тихменёвым и они обсуждали современную литературу. Чтобы не задерживать светскую даму, для которой, как он полагал, его персона не представляет особого интереса, писатель добавил, что возвращается в Оттерсвайер.
– Надо же, какое совпадение! – воскликнула Вера Андреевна. – Я как раз еду туда навестить вашего confr`ere [19] Жемчужникова. Если хотите, могу вас подвезти, а если вы еще незнакомы, могу вас представить…
И прежде чем Михаил успел опомниться, она уже велела кучеру остановить ландо возле тротуара.
19
Коллегу (франц.).
Писатель
– Я читала вашу повесть, – сказала Вера улыбаясь. – «Дом на улице Дворянской», верно? C’'etait charmant [20] . – Михаил ненавидел эту расхожую великосветскую фразу и поймал себя на мысли, что совершенно напрасно сел в коляску к пустейшей особе во всем Бадене. – Бабушка, которая целыми днями сидит у себя, ни в чем внешне не принимает участия и в то же время все примечает – мастерски выписанный образ. – Тут писатель довольно-таки нелогично решил, что пусть Вера Андреевна и пустейшая женщина, но в литературе она определенно кое-что понимает. – А главный герой, внук с его благими порывами, который в конце концов возвращается к своим родителям-мещанам, помогает отцу в торговле, мало-помалу обращается в законченного дельца и предает своего друга детства… – Вера улыбнулась еще шире, и Михаил невольно насторожился. – Он у вас не получился, потому что он – не вы.
20
Это было прелестно (франц.).
– Откуда вам знать, сударыня? – вырвалось у пораженного писателя. В повести он действительно описал своего гимназического приятеля и его семью, которую наблюдал на протяжении нескольких лет.
Вера скользнула по нему загадочным взглядом. Она еще при чтении сообразила, что автор вывел себя в друге героя – слишком уж выпукло были описаны его переживания из-за бедности родителей и некоторые тончайшие штрихи, которые можно почувствовать, только если пишущий сам побывал когда-то в шкуре своего персонажа.
– Полагаю, ваша повесть имела бы куда больше успеха, если бы вы сделали своих героев разорившимися дворянами, – сказала Вера, обмахиваясь веером.
– Я не слишком хорошо знаю быт дворян, – ответил Михаил с раздражением, которое даже не пытался скрыть.
– А вы изучайте, милостивый государь! – воскликнула графиня смеясь. – Вы ведь сейчас в Бадене, куда съезжаются… э… как обыкновенно пишет добрейший Платон Афанасьевич – сливки общества? Право, я не могу взять в толк, как сливки могут куда-то съезжаться, когда им положено смирно сидеть в кувшине… И почему непременно сливки, а не сметана или масло?
И снова Михаил поймал себя на том, что улыбается. «Нет, она вовсе не глупа… решительно
– Ну вот, – продолжала Вера Андреевна, говоря как бы с увлечением, но в то же время и с легкой иронией, – возьмите любую русскую семью из тех, что сейчас в Бадене, присмотритесь к ней – и, я уверена, вы найдете достойный сюжет, и не один. Вы со мной не согласны? – быстро прибавила она, видя, что собеседник хмурится.
Михаил собирался ответить графине – разумеется, очень учтиво, но категорично, – что сюжеты придумываются совсем не так и что Вера Андреевна вообще понятия не имеет о том, как герои приходят к автору и завладевают его воображением, так что приобретают для него больше значения, чем реальные люди. Но предмет разговора был для Авилова слишком важен, и он решил начать издалека.
– Боюсь, госпожа графиня, все не так просто, – заговорил он, не замечая, что подделывается под тон своей собеседницы. – К примеру, случилось мне сегодня прогуливаться неподалеку от гостиницы «У золотого рыцаря». Туда как раз прибыла русская семья, такая, знаете ли… провинциальной складки. – Произнеся последние слова, он вспомнил, что сам является провинциалом, и почувствовал укол досады: уж ему-то точно не следовало выставлять новоприбывших в смешном свете. – Я имею в виду, что они выглядели провинциально: и одежда, и манеры, и слуги их, и огромный самовар, который они с собой привезли…
– Вы и самовар приметили? – спросила Вера Андреевна лукаво. Михаил покраснел.
– Его трудно было не заметить. И чемоданы у них были старомодные, с такими, должно быть, путешествовали их предки еще в прошлом веке. Да… я готов поклясться, что семья эта первый раз в жизни выбралась в Европу. Люди вроде бы образованные, но не могли толком объясниться ни по-немецки, ни по-французски… Одним словом, мне пришлось послужить кем-то вроде толмача. Отец семейства – добродушный господин, довольно флегматичный, его супруга, которая обо всем хлопотала, и дочка…
– Ах, – вырвалось у Веры Андреевны, – я так и предполагала, что там должна быть дочка!
И она со значением посмотрела на Михаила, смутив его совершенно.
– Госпожа графиня, я…
– Нет, вы все же расскажите о дочке, – перебила его Вера, торжествуя. – Я умираю от любопытства. «У золотого рыцаря» – вы имеете в виду «Au chevalier d’or»? Не самый лучший отель, конечно, во всяком случае, не чета «Европе». – Она имела в виду считавшуюся роскошной гостиницу на берегу реки, как раз напротив казино.
– «Европа» не всем по карману, особенно сейчас, в сезон, – осторожно заметил Михаил.
– Ах, да какой сезон, – отмахнулась графиня. – Видели бы вы Баден в прошлые годы, а сейчас большинство путешественников предпочло Париж, из-за выставки, конечно. Сейчас тут не так уж много народу…
– Но цены, насколько мне известно…
– Да, цены так же высоки, как и в прошлом году. Немцы практичный народ, – Вера Андреевна усмехнулась, – а сезон держится всего два месяца, и местные смотрят на дело так: за эти два месяца надо заработать столько, чтобы хватило прожить целый год. В отелях сейчас достаточно свободных мест, но владельцы все равно не сбавляют цен. Большое количество провизии уходит в Париж, опять же из-за выставки, и поэтому еда тоже обходится недешево. А как дерут местные прачки! Однако, милостивый государь, мы отвлеклись. Я жажду узнать побольше о дочке… и о ее старомодных родителях. Как их фамилия, кстати? Вы ведь наверняка узнали ее, раз имели с ними дело.