Тайны «Черного ордена СС»
Шрифт:
«В середине 1944 года меня, находившегося в «предварительном заключении» гестапо в Праге за «гнусную пропаганду в гетто Терезиенштадта», отправили в концлагерь Освенцим. Поскольку я значилс в документах как художник, меня вскоре определили в чертежное бюро команды, возглавлявшейся доктором Менгеле [11] . В этом бюро вычерчивались различные графики и диаграммы, в том числе и медицинские. Мне же было дано по меньшей мере необычное для концлагеря задание. Эсэсовские охранники принесли несколько номеров старых иллюстрированных журналов «Югенд» и «Вестерманс монатсхефте», выбрали рисунок и приказали его точно скопировать.
11
Врач-садист
По своей наивности, от которой не избавился, несмотря на длительное заключение, я создал композицию на заданную тему, за что был жестоко избит. Под угрозой карцера мне было вторично приказано так скопировать рисунок, чтобы он не отличался от оригинала. Через месяц с небольшим меня и еще семь узников отправили в концлагерь Заксенхаузен. Среди нас были художники Жиловский из Праги и Жан Ленталь из Парижа. Имена других я уже забыл, но к не помнится, что это были граждане Бельгии и Югославии, специалисты печатного дела.
Когда нас определили в блок № 18/19 Заксенхаузена, я понял, почему в Освенциме меня заставляли копировать рисунки. Это была в известной мере «проверка годности» для работы в блоке фальшивомонетчиков.
Я подробно рассказываю об этом, чтобы показать, какое значение придавало руководство СС производству фальшивых денег. Пригодные для этого люди самым тщательным образом отбирались во всех концентрационных лагерях. Это было, видимо, нелегким делом. Например, в нашей команде был всего один фальшивомонетчик-профессионал. Между тем нацисты с хладнокровием садистов старались подобрать для этой унизительной работы именно политических заключенных, которые все равно подлежали уничтожению. Если кто-либо в нашей команде заболевал, его тут же ликвидировали. Я никогда не забуду наших товарищей Сукинника и Зусмана, людей, полных оптимизма и юмора, несмотря на одолевавший их недуг.
Оба они были уничтожены, как «бесполезные едоки», хотя у всех нас было впечатление, что их можно было вылечить».
Двадцатидвухлетний Петер Эдель попал в блок № 18/19 также из Освенцима. После освобождения он рассказал:
«Обитатели девятнадцатого блока в концентрационном лагере Заксенхаузен составляли команду смертников, отданную на произвол эсэсовцев. Задача узников состояла в том, чтобы фабриковать иностранные банкноты. Производство их было начато в августе 1942 года в бараке № 19. В декабре того же года команда насчитывала 28 человек. Измученные, истощенные от постоянного голода узники, предназначенные для уничтожения в газовых камерах, были привезены из разных лагерей. Ранее никто из них не знал, чем им придется заниматься. Говорили, будто предстоит работа в типографии, расспрашивали, насколько они знакомы с типографским и граверным ремеслом.
В бараке № 19 они сразу же познакомились с вдохновителем, организатором и шефом производства фальшивых банкнотов штурмбанфюрером СС Бернгардом Крюгером. Крюгер пояснил, что он руководитель «предприятия» и что отныне на членов команды возлагается ответственнейшая задача изготовлять фальшивые английские фунты и всякого рода документы. Он заявил далее, что в случае саботажа или разглашения характера производства вся команда будет расстреляна. Я был взят в блок № 18/19 самим Крюгером и гауптшарфюрером Гельмутом Бекманом из лагеря уничтожения Освенцим 27 январ 1944 года для работы в типографии. Как и другие мои товарищи, я не знал, чем мне придется заниматься. Но представьте себе мое тогдашнее состояние: полумертвого от истощения, со дня на день ожидающего отправки в газовую камеру узника берут в особую команду для того, чтобы он работал по своей специальности.
Бараки № 18
Поскольку мы были посвящены в тайну производства, нас даже в лагерную больницу водили под конвоем эсэсовцев. Если кто-либо заболевал так, что не мог встать с постели и становился нетрудоспособным, его судьба была предрешена. Многие наши товарищи умышленно скрывали свои болезни, боясь, что их уничтожат. Некоторое время они чахли втихомолку, но в конце концов были умерщвлены.
Я вспоминаю одного из них, совсем юного студента по фамилии Сукинник. У него был туберкулез, который можно было вылечить. Этот поистине талантливый, исключительно умный человек, товарищ в лучшем смысле слова, в течение нескольких месяцев ждал смерти. Он хорошо знал, что ему предстоит, но мы никогда не слышали от него ни единой жалобы, ни одного злого или горького слова. Своим близким друзьям он говорил лишь, что хотел бы дожить до победы. Но его мечте не суждено было сбыться. За несколько месяцев до краха гитлеровского рейха он был убит трусливым образом, как и многие тысячи до него. По приказу Крюгера обершарфюрер Хейцман повел Сукинника якобы на рентген, а по дороге застрелил…
Вот еще один пример зачастую трагических обстоятельств, связанных с ненавистной нам работой.
В конце мая 1944 года у дверей нашей клетки из колючей проволоки были сгружены несколько ящиков. В них оказались паспорта, удостоверения личности и другие документы жертв нацистов, ликвидированных в газовых камерах или каким-либо другим способом. Специально подобранная группа узников должна была сортировать эти документы и осторожно отклеивать гербовые марки разных стран. Затем штурмбанфюрер Крюгер отбирал те, которые представляли для него интерес. Все остальное уничтожалось. Во время сортировки возникали душераздирающие сцены. Некоторые товарищи обнаруживали паспорта и фотографии своих убитых родных и близких. Как ни огрубело большинство из нас, но в эти страшные моменты мы в бессильной ярости до боли сжимали кулаки.
Но и в нашем опутанном колючей проволокой бараке смертников жил дух сопротивления. Как только представлялась возможность, узники выводили из строя машины, прятали запасные части к ним, портили материалы. Мне самому удавалось порой при ретушировании вносить искажения в подготавливаемые для печати материалы, что приводило к затяжкам сдачи их в печать на целые месяцы…
Однажды нам приказали прекратить работу и демонтировать оборудование. Это было в те дни, когда Советская Армия совсем близко подошла к Берлину и усилились воздушные налеты на столицу. Мы боялись, что, как только упакуют все машины и ящики с деньгами, узников ликвидируют. Но нас перевезли в концлагерь Маутхаузен, в пресловутый карантинный блок № 20, а оттуда через несколько дней в трудовой лагерь Шлтгр Здесь в уже подготовленном бараке нас заставили в бешеном темпе устанавливать печатные станки.
Крюгер произнес речь, из которой явствовало, что все снова «пойдет на лад» и что нам не следует предаваться иллюзиям насчет скорого освобождения, поскольку «в окончательной победе Германии не может быть сомнения».
Кормили нас только раз в день. Получали миску жидкого супа и буханку хлеба на девятерых. А мы и так были истощены до предела. Кроме того, приходилось днем и ночью, в любую погоду монтировать тяжелейшие станки, копать и утрамбовывать землю.
И здесь мы потеряли нескольких своих товарищей, погибших от истощения.