Тайны древних руин

Пантюшенко Тихон Антонович

Это, кажется, немного успокоило Демидченко.

—Конечно, надо бы проверить. Но как? Сразу раздувать это дело, может, не стоит.

—А если сделать так,— предложил я, не очень веря в то, что Демидченко согласится с моим планом.— Схожу в школу, где учится Маринка. Под удобным предлогом узнаю, кто она и чем увлекается.

—Какой же предлог можно придумать?

—Связь с комсомольцами класса, в котором учится Маринка. По-моему, это стоящее дело.

—Пожалуй,— согласился Демидченко.— Пошлем для этого дела Звягинцева.

Я так и знал, что Демидченко,

если в чем-то и согласится со мною, то сделает так, чтобы моего участия в этом не было.

—Товарищ старшина второй статьи,— сделал я еще одну попытку поправить дело,— кто пойдет в школу, это не имеет значения. Но важно другое, важно не испортить дела. Ну кому, как не мне, хорошо знакомому с семьей Хрусталевых, удобнее и проще довести дело до конца?

Шла бы речь о чем-либо другом, Демидченко, я глубоко убежден, ни за что не согласился бы с моим предложением. Но в этой ситуации он все же вынужден был пойти на уступку:

—Ладно. Только без фокусов.

Что он имел ввиду, говоря о фокусах, я так и не понял.

На следующий день в свободное от вахты время я привел в порядок свой гардероб: почистил фланельку и прикрепил к ней новый воротник, выутюжил брюки, заменил в бескозырке ленту, надраил до зеркального блеска бляху в поясном ремне, вычистил ботинки. Тут, как всегда, не обошлось без вмешательства Звягинцева. Первое, что я увидел перед собою во время чистки форменной одежды, нос Семена, длинный, как клюв у птицы ходулочника. Звягинцев был на редкость худощав. Над впалыми щеками выпирали скулы, между которыми темнели глаза, похожие на куски древесного угля. Многие удивлялись тому, что Семен ел за двоих и все равно оставался худым, как щепка.

—Так-так. Собираемся, значит? Интересно знать, куда?

—Выполнять дипломатическую миссию.

—Чего-чего?

—Больше сказать не могу. Секрет особой важности.

—Не трави. Знаем, какой секрет,— не поверил Семен.

Подошедший Музыченко прервал наш разговор экспромтом:

—Ты, Сэмэнэ, любопытный, лизэш скризь бэз спроса. Колы-нэбудь ты лышышся чепурного носа.

—Как это? — не понял Звягинцев.

—А так. Всунэш свий нис в щэлыну, а його можуть прыдавыты двэрыма. Зрозумив?

Музыченко не отступился бы от Звягинцева, если бы в это время его не позвал к себе командир отделения.

—Личы, що тоби повэзло.

—До чего же вредный этот хохол,— заключил Семен, когда ушел Музыченко.

—Ты напрасно обижаешься на него, Петр справедливый парень.

В полдень я уже был в школе, в которой училась Маринка. В коридоре и в учительской никого не оказалось, и я вынужден был ждать окончания урока. Что ж, пожалуй, это даже неплохо. Я успею прочитать школьную стенную газету. А вот этот стенд «Наши спортивные достижения», кажется, будет особенно интересным. В числе лучших спортсменов школы была и Марина Хрусталева, мастер спорта по стрельбе. На меня смотрели уже знакомые глаза. Выражение ее лица было немного удивленным, словно девушка хотела спросить: «А вы как сюда попали?»

Раздался звонок. Минуту стояла прежняя тишина. Затем

появился приглушенный, временами прерывистый, как подземные толчки, гул. Первыми открылись двери пятого «А» и шестого «Б» классов. Тугой волной ударились о стены коридора голоса непоседливых мальчишек и девчонок. Вскоре коридор был похож на потревоженный муравейник. Не успел я опомниться, как меня уже дергал за рукав один пострел:

—Дядя, вам кого?

Ведь года же не прошло, как в школе, в перерывах между уроками, я щелкал по лбу вот таких же «чижиков», как этот сорванец. Года! А уже «дядя».

—А вы не с корабля — услышал я рядом такой же звонкий голос.

—Ты что, не видишь, что написано? «Береговая оборона»,— авторитетно разъяснил этим двум мальчишкам третий.

—Ребята,— решил я сократить начавшийся разговор.— Где находится комитет комсомола вашей школы?

Мне охотно показали комнату, на дверях которой была табличка с надписью «Комитет комсомола». Постучав и получив разрешение войти, я открыл дверь и увидел за столом двух девушек.

—Вам кого, товарищ — спросила одна из них (хорошо, что хоть не «дядя»).

—Мне бы поговорить с секретарем.

—Товарищ Зыкова в горкоме комсомола.

—Тогда с заместителем.

—Я— заместитель. Нуриева Зоя,— девушка протянула мне руку.— Слушаю вас, товарищ.

Я изложил цель своего прихода.

—Это очень хорошо. С каким же классом вы хотели бы установить комсомольскую связь?

—А Марина Хрусталева в каком классе?

—В десятом «В».

—Тогда с десятым «В». А где можно было бы увидеть комсорга?

—Валя,— обратилась Нуриева к другой девушке,— сходи, пожалуйста, за Хрусталевой.

—Раз этого требуют интересы береговой обороны, так и быть, схожу.

Острых на язык выбрали в комитет комсомола.

—Скажите, пожалуйста,— вновь спросила Зоя, которую, казалось, не вполне удовлетворил мой ответ.— А какую форму шефской работы вы могли бы предложить?

«В самом деле, какую? До сих нор я как-то не думал об этом. А надо бы. Иначе зачем же тогда я шел в школу?»— лихорадочно обдумывал все возможные варианты.

—Формы могут быть разные.

—Глубокая мысль,— не без иронии заметила Нуриева.— А конкретно?

—На первых порах можно было бы обучить комсомольцев меткой стрельбе,— и мысленно добавил:— Этой палец в рот не клади.

—Это уже кое-что.

В комнату вошли Валя и Хрусталева.

—Марина, ты знаешь этого товарища?— спросила Нуриева.

—Да,— покраснев, ответила Маринка.

Как ей идет румянец! Я на мгновение забылся. Почему-то вспомнилось поле с дозревающей гречихой и заря перед восходом солнца. Где-то совсем близко ошалело бьют перепела: «Так пойдем! Так пойдем!» Наступает час пробуждения природы. Я всматриваюсь в окружающее и вижу его таким, каким оно было вчера, и уже не таким. Появилось что-то неуловимо новое. Вот и Маринка. Ведь я видел ее совсем недавно. Тогда она казалась мне такой же девушкой, как и многие другие. Ну, может, чуточку лучше. А сегодня? Сегодня она уже другая.