Тайны древних русов
Шрифт:
Мы же и так получили результаты более чем внушительные — докопались до глубинного ядра образа, включающего в себя соединение понятий «череп — чаша — свод — вместилище» и «кипение — гнев — ярость — возбуждение». Почему они оказались в одном ядре, в одной отправной точке? Видимо, на каком-то ассоциативном уровне мышления древний человек, предок праиндоевропейцев, знал или ощущал каким-то образом, что эмоции, в том числе столь важные, как гнев, ярость, возбуждение, зарождаются не в груди, не в сердце или еще каком-либо органе, а именно под черепным сводом, в этой самой «чаше — сфере — вместилище».
Вот в какие дебри мы забрались с нашим Кополо-Аполло. Основа для создания образа была, как выясняется, с самых древних времен. А вот когда появился сам образ, мы так и не ответили. Может, он не попал в Индию именно по причине того, что оформился достаточно четко уже после ухода переселенцев, то есть только во II тысячелетии до н. э.? Могло быть и так. Основа образа — это еще не сам образ. Но для нас важно, что к моменту вторжения «северных варваров» на Пелопоннес во II тысячелетии до н. э. он был уже достаточно «зрелым».
Ну а в заключение тех, кто еще сомневается, мы можем адресовать к книге Ю. В. Андреева «Раннегреческий полис», в которой, разумеется, нет ничего похожего на изложенное выше, но зато довольно-таки подробно, со ссылками на отечественных и зарубежных ученых говорится о том, что помимо более или менее известных дорийцев в XIII–XI веках до н. э. в Грецию вторгались никому не известные северные племена. Вели они себя странно: то громили все подряд, то мирно сосуществовали рядом с аборигенами, оказывая существенное влияние на последних. По словам автора, вторжение местами имело «характер постепенного просачивания в эти районы небольших разрозненных групп пришельцев». Одновременно он же пишет, что «на страну обрушились орды северных пришельцев». И о том, что «варвары» не оставили своих «визитных карточек». Сложнейшие процессы происходили. Ни в какие схемы они не укладываются и никогда не уложатся. Не будем говорить про всех «северных варваров». Но кое с кем мы разобрались, выяснили, что у них были за «визитки».
Глава вторая
ВЕЧНЫЙ БОЙ
И вот Владетель ваджры, поддерживаемый
могучими божествами, настиг наконец
Вритру, застившего собой небо и землю.
Расшиби-ко ты, громова стрела,
Еще матушку, мать сыру-землю.
Развались-ко ты, мать сыра-земля,
На четыре все на сторонушки.
В этой главе речь пойдет об основном мифе индоевропейцев — краеугольном камне всех мифологий народов индоевропейской языковой семьи.
Сам миф и его основы изучены почти досконально. Но это не помешает нам приглядеться повнимательнее к стержневому и очень емкому мифосюжету хотя бы по той причине, что в школах и институтах нас не баловали его содержанием, да и вообще не намекали на существование такового. А стало быть, вперед!
Но для начала обратим свое внимание на одно немаловажное свойство всех индоевропейских мифологий, выражающееся в дуалистическом подходе к рассмотрению мира, Вселенной со всеми ее реальными и ирреальными областями, со всеми населяющими
Дуализм — явление, нам очень хорошо всем знакомое, часто встречающееся в быту, в житейских оценках, имеющих, как правило, черно-белую окраску: плохой — хороший, злой — добрый, негодяй — герой, вредный — полезный и в таком духе до бесконечности. Таким видим мир мы, когда не желаем задуматься над происходящим, таким видят его маленькие дети. Таким мир, Вселенную видели первобытные люди, еще не совсем разбиравшие оттенки и многоцветье жизни. Дуализм — это архаика, это раннее детство человечества.
Но мы знаем, что впечатления, полученные в детстве, необычайно сильны, они остаются на всю жизнь. То же и с дуалистическим мировоззрением. Мы развились, стали взрослыми, кое-кто считает даже, что человечество уже стареет, перешагнув рубеж своей зрелости, но черно-белое восприятие жизни бытует наряду со всеми иными, иногда и преобладая над ними. Во всяком случае, именно оно представляет собой тот стержень, на который накручивается все прочее. Дуализм — это остов, скелет мировосприятия, это архаичная диалектика.
Дуализм есть в ядре любой мифологии. Иногда он скрыт. Иногда, напротив, выставлен наружу, как, скажем, в китайской, где противостоят друг другу и дополняют друг друга два начала: мужское и женское — ян и инь. Они же, сплетаясь, образуют гармоничный круг. Но особенно свойствен дуализм индоевропейским мифологиям. Как бы ни были сложны и многоцветны эти мифологии, какими бы поэтическими чудесами не были они расцвечены, в основе, в начале, в архаике — все тот же дуализм.
Двойственность эта и полярность возникли, разумеется, задолго до сложения индоевропейской общности. Но почему-то дуалистические представления заняли особое место в ней и пронизали буквально все сказания, предания и легенды. И схема мира в начальных фазах была двучленной:
свет — тьма
небо — земля
мужское — женское
правое — левое
свой — чужой
дом — лес
Ну а раз существовало два полюса, между ними должно было что-то происходить. И оно происходило. По крайней мере, было чревато происшествиями: лес таил опасности, зато дом служил убежищем, чужой нападал или собирался напасть, свой защищал и помогал, правое было правильным и правым, левое — искривленным и лживым. Но все взаимодействовало и нуждалось одно в другом: свет озарял тьму, небо орошало землю, мужчина оплодотворял женщину. В результате всегда что-то рождалось, появлялось на свет или просто попадало в руки. Даже таящий опасности лес одаривал, награждал смельчака.
Но любому «дару» предшествовали обязательная схватка или хотя бы противостояние, знаменующееся готовностью к борьбе. И если все происходившее на земле было делом житейским, а борьба — обычной, зачастую заурядной, то подлинные битвы происходили в пространстве между небом и землей: свет разрывал тьму, тьма пожирала свет, небо нещадно било землю молниями, в ответ земля «запиралась» — уходила под снежные покровы, переставала рожать, сковывала воды, не кормила зверей и скот и постоянно восставала против небес. Ну а раз шла битва, то должны были более четко определиться сражающиеся стороны, то есть заиметь свое лицо.