Тайны гениев
Шрифт:
Но пожалуй, впереди самый главный вывод, который поможет вытащить человека из депрессии. Пусть он прозвучит вначале несколько банально:
НЕТ ПРЕДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ВОЗМОЖНОСТЯМ.
Бетховенская трагедия глухоты в исторической перспективе оказалась великим творческим стимулом. И это значит, что, если человек гениален, то именно неприятности и лишения могут оказаться лишь катализатором творческой деятельности. Ведь, кажется, что может быть страшнее для композитора, чем глухота. А теперь давайте рассуждать.
Что было бы, если бы Бетховен не оглох?
Могу
Убежден, что даже профессиональные музыканты в лучшем случае только слышали имена этих композиторов. Впрочем, те, кто играли, могут сказать, что их музыка очень прилична. Кстати, Бетховен был учеником Сальери и посвятил ему три своих первых скрипичных сонаты. Бетховен так доверял Сальери, что учился у него целых восемь (!) лет. Сонаты, посвященные Сальери, демонстрируют,
что Сальери был замечательнейшим педагогом, а Бетховен – столь же блестящим учеником.
Эти сонаты – очень хорошая музыка, но и сонаты Клементи тоже чудо как хороши!
Ну что ж, порассуждав подобным образом...
вернемся на конференцию и...
...теперь нам довольно просто ответить на вопрос, почему четвертый и пятый дни конференции оказались результативными.
Во-первых,
потому что побочная партия (наш третий день) оказалась, как и положено, доминирующей.
Во-вторых,
потому что наш разговор касался, казалось, неразрешимой проблемы (глухота – не плюс для возможности сочинять музыку), но которая разрешается самым невероятным образом:
если человек талантлив (а руководители крупнейших предприятий разных стран не могут не быть талантливыми), то проблемы и сложности – это не что иное, как мощнейший катализатор деятельности таланта. Я называю это эффектом Бетховена. Применяя его к участникам нашей конференции, можно сказать, что проблемы плохой конъюнктуры могут только раззадорить талант.
И в-третьих,
мы слушали музыку.
И не просто слушали, но были настроены на самое заинтересованное слушание, самое глубокое восприятие.
Интерес участников конференции был вовсе не развлекательного характера (как, скажем, просто что-то узнать о милой приятной музыке, отвлечься, развлечься).
Это не было целью.
Цель же заключалась в том, чтобы проникнуть в самую сущность музыки, в музыкальные аорты и капилляры. Ведь суть подлинной музыки, в отличие от бытовой, ее кроветворность, ее желание общаться на высочайшем универсальном уровне с теми, кто духовно способен подняться на этот уровень.
А посему четвертый день конференции – день преодоления слабой конъюнктуры.
Как Бетховен, преодолевший глухоту.
Теперь
Доминирующая побочная партия
или, как говорят музыканты,
побочная партия в доминанте?
Глава 3. А как же крестьяне?
Перечитал написаное и даже вздрогнул:
Бетховен, шефы мировых фирм, кроветворность – какие
Вселенские дали!
Мы, кажется, взлетели туда, откуда Земля не больше, чем шарик для игры в пинг-понг и мне явно пора поменять стиль. И даже получен сигнал – шепнуло что-то снизу и почуялся запах свежевспаханной земли: “А как же крестьяне? У которых – ни фирм, ни смокингов, ни замков?”.
О нынешних русских крестьянах не берусь говорить, не задумываясь – давно с ними не общался, а вот о крестьянах, живших в Германии XVII-XVIII веков, попробую. Мы, которые не крестьяне, любим порассуждать о Бахе – о его величии, о его сверхгениальности, о его глубине, о его философичности. И все правда: и глубина, и философичность, сколько ни рассуждай – никогда не нарассуждаешься вдосталь.
Он, Бах, всегда будет глубже всех рассуждений. Вот только вопрос один, непрошенный, мешает осознать всю баховскую глубину:
он, Иоганн Себастьян, для кого писал свою музыку?
Для философов?
Для астрофизиков?
Для теологов?
Для искусствоведов?
Увы!!! Нет, нет и нет!!!
Бах писал эту Надмирно-Вселенскую музыку для своих прихожан. Для жителей маленьких затхлых провинций.
То есть для тех же бюргеров, над которыми издевались все кому не лень. Начиная от вымышленного (Иоганном Вольфгангом Гёте) Мефистофеля и, кончая вполне реальным Робертом Шуманом и столь же реальным Эрнстом Теодором Амадеем Гофманом.
И филистерами этих несчастных бюргеров дразнили, и даже золотыми горшочками с постоянно готовой пищей (как вершиной их жизненных устремлений) одаривали, и котами Муррами обзывали, и мещанами, и обывателями.
Так неужели же для них Иоганн Себастьян Бах писал свою музыку? Глубочайшую, философскую?
Да, конечно же, для них, родимых!
Для них,
да к тому же еще и для крестьян, которые съезжались по праздникам в город на литургию.
Это они, крестьяне с бюргерами, приходили в церковь Святого Фомы и слушали эту оч-ч-ч-ень сложную и глубоко философскую музыку.
Музыку И. С. Баха.
А другой музыки не было:
Телеманн-то ведь от должности кантора церкви Святого
Фомы отказался! А если бы не отказался, была бы музыка попроще.
Вот Бах после многолетнего скитания по провинциальным
городкам и получил это место.
И даже, судя по всему, обрадовался.
Поэтому и вынуждены были крестьяне с бюргерами слушать то, что есть.
А как же в этом случае быть с глубиной?
Ведь получается, что крестьян, да и бюргеров, музыка Баха