Тайны гор, которых не было на карте...
Шрифт:
— Это как? — Манька силилась понять Дьявола, но смысл ускользал от нее.
— Когда-то я сказал: "Припомни мне — станем судиться, говори ты, чтобы оправдаться" Я от своих слов не отказываюсь. У тебя будет такая возможность. Но, если трезубец все время торчал над вампиром, как дамоклов меч, как могу не потыкать им в тебя? и когда будешь обвинять вампира, как Судья обязан сказать: "Маня, не он, а ты ограбила его! Да виноват, а ты помогла!" Ты, Манька, не приносишь мне агнцев во всесожжение, жертвами не чтишь меня, я не заставляю тебя служить мне хлебным приношением, не отягощаю фимиамом, ты не покупаешь мне благовонной трости за серебро, туком жертв не насыщаешь, но грехами твоими затрудняешь, беззакониями отягощаешь. А я оправдываю, помогая. Это как? И долго ли мне терпеть? Вампир проклял тебя, но это не повод, чтобы переложить на
— У меня агнцев нет, одни образины, сам говоришь, пустыня… — откуда жертвы?! — возмутилась Манька. — И как, интересно, я могу служить хлебным приношением, если фимиам ума не достает… Благовонной трости… Кто станет слушать проклятого? Найди такого дурака, который помолится на тебя! И какой тук, если больные уходят из жизни, не интересуясь, это суицид у него от болезни, или сам по себе… Ведь даже ты смотришь туда же, куда люди смотрят!
— Вот! Так и скажешь, когда будем судиться! — подучил ее Дьявол. — Но истинно, каждый день усугубляешь грех перед душой. Вот ты стояла тут и думала: "Добрая душа моя, интеллигентная, отказалась от меня не во славу себя, а от немощи моей, как жить-то ей было?!" — и оправдала преступление ближнего, — он взглянул на нее строго. — Земля его изнемогает от тяжести наложенного бремени, гудит день и ночь, не отдыхает и не закрывает уст. А ты, вместо того, чтобы понять ее и пожалеть, положила еще один камень. Если вампир виновен, помнить надо каждую минуту, утвердится в мысли, чтобы иные автоматически отметались, как у вампира добрые мысли о тебе.
— А что, нельзя там… на земле… с избами?! Ну, пьют кровь, ну и пусть пьют, нам-то что?!
— Маня, все! Закончилась наша эпопея! — похоронно произнес Дьявол. — В прошлом. Впереди огонь, а позади… Я долго думал… Посмотри, вот полмира, которые принадлежат Благодетельнице, а за ним еще полмира, которые тоже кому-то принадлежат. Избавлюсь ли я когда-нибудь от этой язвы? — Дьявол тяжело вздохнул. — На Крыше Мира истаиваю от своего проклятия…
Он поманил Маньку за собой вверх на вершину, откуда они спустились вниз. А когда поставил кругляшки из своих пальцев к ее глазам, Манька облилась стыдом. Кругляшки из пальцев Дьявола были лучше любого бинокля. Да что там бинокля — она случайно поймала в обозрение звезду, которая стала как солнце, только еще больше, и глазам не больно. А она-то смеялась над ним…
— Смотри! — сказал Дьявол, направляя окуляры из пальцев за первую вершину.
Видела она только край своей земли, мешала гора, но… о, Боже, ужас! Все небо было закрыто тучами…. В огне! Ее земля горела, поднимался черный дым и пламя, сверкало и полыхало, зарево тянулось от края и до края. Маньке стало так холодно, что даже боль не почувствовала бы она — ужас вошел в ее разом оледеневшее сердце.
— Вампиры. Твой Мучитель и Благодетельная Царствующая Особа. Я надеялся, кинутся по нашим следам в горы, и тут, среди тающих снегов мы укроемся где-нибудь. Но нет… — он повысил голос до крика. — А как ты думала, будут терпеть некую Маньку, которая отхватила кусок государства, не заплатив ни копейки? Да еще и Благодетельницу разорить решилась!
— Но ты же… Сам же… — Манька оперлась на скалу, чтобы не упасть.
Лицо стало каменным, мышцы отнялись.
— Что я? Я Дьявол, мне положено беленькое сделать черненьким, а черненькое беленьким… — с издевкой напомнил он. — В общем так, Маня, мы посовещались и решили, или мы все, или ты одна… Если Его Величество перестанет быть человеком, смысла воевать со мной и моими мудрыми исполнителями у вампиров не будет. Так они оставят в покое и землю, и избы, и Борзеевича… Там водяной, там лесной, там все, кем я дорожил, а теперь все они под угрозой исчезновения… Вампир не станет рассуждать, кому и с кем намылить шею — кто не с ним, тот против него. А когда против не будет никого, вроде как и прибить-то некого. Пока у тебя избы есть, они будут их домогаться, а не будет тебя, забудут в тот же миг… Маня, верни им долг раньше, чем оберут нас до нитки!
— Как? И Борзеевич? — она перевела отчаявшийся взгляд в сторону, где остался Борзеевич. — Значит, вы давно?…
Манька проглотила ком и подошла к краю пропасти — глянула вниз. И отпрянула. Дна было не видно. Где-то там, на половине высоты девятой вершины, плыли облака. Перистые. Кучевые остались много ниже. Она взглянула на Дьявола с замиранием сердца. Ну, конечно же, вот сейчас он ей скажет: "Нет, все не так! Ты неправильно поняла…"
— Маня, прыгай! — настойчиво попросил Дьявол, кутаясь
Манька знала, что Дьявол всегда был бессовестным циником. Но не до такой же степени!
Она сверлила его взглядом, искренне пожалев, что ни разу не поранилась стрелой. Стрелы у Дьявола были не простые — могли убить, а могли, как его кинжал, достать врага там, где враг был неуязвим. Смерть или не смерть предлагал он ей? Да?! А какую совесть надо иметь, чтобы заточить человека на сто тысяч лет в каменный саркофаг?! Только за то, что тот потер лампу! Вот дураки-то! Встали и пошли… даже не обиделись, а она бы не простила… Правильно, тяжело с обидою лежать, за год не такое простишь, а тут… — если даже земля была другая! Никак не ожидала она беды от своих товарищей. Значит, убить себя — это и была та самая правильная мысль, из-за которой она пустилась в столь далекое путешествие? Опять?!
— Что значит — опять? — испытующе строго взглянул на нее Дьявол. — Тогда ты… умерла, но не полностью, а сейчас… Оборотни же умирали!
Правильно, Манька прищурилась, никто ей не предлагает поверить в себя… Жалко, что стрелы остались в гроте, а то поранила бы себя прямо сейчас, чтобы проверить… Стоило лезть в горы, истязая себя железом, чтобы убиться на глазах у целого мира!
— Никто, Маня, смерть твою здесь не увидит! — убил ее Дьявол хладнокровным откровением. — Просто посмотри на мир! Видишь, какой он огромный, а тебе места в нем не нашлось…. Везде тебя вампиры достают, даже на Крыше Мира! Как в голову пришло молится на вампира, когда он, — рассерженный Дьявол ткнул пальцем в сторону земли, — уничтожает в это время все, что я дал тебе?! Тьфу на тебя, тьфу! Это, Маня, была последняя капля… И Борзеевич со мной согласился, — Дьявол стал мягче. — А железо сносить надо было, потому что и в Ад оно за тобою попрется. И прилипнет. Ты вот видела, если от Ада не бежать, то через него переступить можно, а с железом как переступишь? Обо что там его сносишь? По Аду можно только голой. Я, можно сказать, раскрыл тебе секрет дороги в Сад-Утопию… Вот три человека — как-то же они туда попали?! А разве они отличались от тебя на земле? И самоубийцы попадали бы в жизнь вечную, если бы знали, как обратить свою смерть против врага. Не я придумал человеку такой ярлык: "проклятый" — вампиры! Просто они знают, что человек никогда не пойдет на самоубийство, если кто-то не отрезал его от себя самого. А раз отрезан, то на другом конце вампир, который купил его, украл, выпил до капли. У человека незащемленного в мыслях такое не поместится. Ладно, — согласился он совершенно спокойно, как будто вопрос уже был решенный, — уговорила, завтра утром умрешь. А пока поищи ключ, а то скоро стемнеет.
— Какой ключ? — сердито буркнула Манька, подозревая, что или над ней опять поиздевались, наказав как паршивую овцу, или и в самом деле места ей не нашлось. Всхлипнула, с болью высматривая вдали землю, которую убивали из-за нее. Издевались над ней или нет, земля горела — она виновата, что погибают, или уже погибли избы. Реветь она не решилась, мужественный от нее ждали поступок, но сопли забили нос. И как Дьявол мог так спокойно ломать комедию в то время, когда мудрый и щедрый ее мирок уходил в небытие.
— Откуда здесь ключи? — не удержавшись, все же хлюпнула она носом.
Дьявол стоял со снисходительной улыбкой, сунув одну руку в карман, второй опираясь на невесть откуда появившуюся в руке трость, которая была при нем, когда они встретились.
Ну нисколько не изменился с тех пор!
— Он имеет некоторую особенность: вроде и нет его, но светиться призрачным светом, а если в руку возьмешь, то поймешь, что стал обычным. Это такая фенька с загибулинами, которая все замки открывает — даже несуществующие, — примирительно объяснил он. — По ряду причин, не могу держать его в не столь отдаленных от человеческой природы местах. Благодетельные вампиры от него не балдеют, им и так любой замок нипочем, но они вежливые — проникают внутрь лишь в присутствии хозяина. И уничтожают такие ключи, как могут, чтобы не дай Бог, кто в их пенаты не влез без приглашения. Приходиться держать его здесь. Ключ этот одноразовый: один раз открыл — и снова лезь в гору. Я подумал, вдруг он тебе сгодится!